следовал окончательный и бесповоротный разрыв. Ее красота неизменно себя оберегала.

– Я очень хотел вас увидеть, – без обиняков признался Энтони. – Нам нужно поговорить, и чтобы никто не мешал, только мы вдвоем. Что скажете?

– Как вас понимать?

Энтони сглотнул застрявший в горле ком, верный признак паники. Ему казалось, Глория знает, чего он хочет.

– Ну, не за чайным столом, – уточнил он.

– Хорошо, только не сегодня. Мне нужно размяться. Давайте прогуляемся!

На улице стоял пробирающий до костей холод и промозглая сырость. Всю губительную ненависть, которую скопил в своем бешеном сердце февраль, он вложил в ледяной ветер, прорывающийся в отчаянии через Центральный парк и дальше, по Пятой авеню. Разговаривать не представлялось возможным, и от испытываемого неудобства Энтони сделался рассеянным. Свернув на Шестьдесят первую улицу, он неожиданно обнаружил, что Глории рядом нет. Оглядевшись по сторонам, увидел в полутора метрах ее неподвижную фигурку. Лицо, наполовину скрытое воротником шубки, выражало не то гнев, не то насмешку, что именно, не разобрать. Энтони поспешил назад.

– Не стоит из-за меня прерывать прогулку! – воскликнула Глория.

– Ради Бога, простите, – пробормотал в смущении Энтони. – Я слишком быстро иду?

– Я замерзла, – объявила девушка. – И хочу домой. И вы действительно слишком быстро идете.

– Простите.

Теперь уже рядом, они направились в сторону отеля «Плаза». Энтони очень хотелось увидеть ее лицо.

– Обычно в моем обществе мужчины не погружаются столь глубоко в свои мысли.

– Извините.

– Это действительно очень интересно.

– Слишком холодно для прогулки, – торопливо откликнулся Энтони, скрывая раздражение.

Глория ничего не ответила, и Энтони гадал, попрощается ли она у дверей отеля. Ни слова не говоря, девушка зашла внутрь и уже в лифте бросила через плечо:

– Вам, пожалуй, стоит подняться наверх.

Энтони колебался лишь долю секунды.

– Зайду лучше в другой раз.

– Как хотите, – обронила Глория куда-то в сторону. В данный момент главной заботой в жизни являлся выбившийся из прически локон, который она поправляла перед зеркалом в лифте. На ее щеках горел румянец, глаза сияли, и никогда еще она не казалась такой прелестной и изящной и такой желанной.

Презирая себя, он, словно раб, плелся по коридору десятого этажа за Глорией, а потом ждал в гостиной, пока она сбросит с себя меха. Что-то не сложилось, и в собственных глазах Энтони частично утратил достоинство, а вернее, потерпел полное поражение в непредвиденном, но весьма важном сражении.

Однако когда Глория снова появилась в гостиной, Энтони с помощью изощренной софистики уже все себе объяснил и теперь испытывал удовлетворение. В конце концов он сделал решительный шаг. Хотел подняться наверх и поднялся. И все же события сегодняшнего дня привели к унижению, которое он пережил в лифте; эта девушка доставляла нестерпимые огорчения, и когда она вошла в комнату, Энтони не сдержался, давая волю накопившемуся раздражению.

– Глория, а что представляет собой этот Блокмэн?

– Деловой партнер отца.

– Странный тип!

– И вы ему не нравитесь, – с улыбкой сообщила Глория.

Энтони рассмеялся:

– Весьма для меня лестно. Он явно считает меня, как бы это сказать… – Энтони неожиданно оборвал речь на полуслове. – Он в вас влюблен?

– Понятия не имею.

– Ну как же? – не унимался он. – Разумеется, влюблен! Не забуду его взгляд, когда мы вернулись к столу. Если бы вы не придумали историю с телефонным звонком, он наверняка натравил бы команду статистов и приказал потихоньку со мной расправиться.

– Вовсе нет, Блокмэну безразлично. Я потом ему рассказала, что произошло.

– Рассказали… ему?!

– Он же спросил.

– Мне это не нравится! – возмутился Энтони.

Глория снова рассмеялась.

– Неужели?

– Какое ему дело?

– Никакого, именно потому я и рассказала.

Энтони в смятении закусил губу.

– А с какой стати я должна лгать? – спросила она без обиняков. – Я не стыжусь ни одного своего поступка. Ему стало интересно, целовалась ли я с вами, ну а я была в хорошем настроении и удовлетворила его любопытство простым и четким «да». Будучи человеком в своем роде разумным, он оставил в покое эту тему.

– И только сказал, что ненавидит меня.

– А это вас тревожит? Ну что ж, если непременно надо докопаться до всех подробностей такого исключительно важного дела, он не говорил, что вас ненавидит. Просто мне это известно и без слов.

– Меня нисколько не…

– Ах, давайте прекратим! – с горячностью воскликнула Глория. – Мне совершенно не интересно.

Ценой неимоверного усилия Энтони заставил себя поменять тему разговора, и они окунулись в древнюю игру вопросов и ответов, касающихся прошлого друг друга, постепенно теплея душой, по мере того как в старых воспоминаниях выявлялось сходство во вкусах и мыслях. Они пускались в откровения больше, чем сами того хотели, но оба делали вид, что принимают речи собеседника за чистую монету, хотя бы для видимости.

Близость между людьми устанавливается и крепнет следующим образом. Сначала каждый представляет себя в самом выгодном свете, создает яркий, законченный портрет, приукрашенный ложью с долей юмора. Потом понадобятся подробности, и создается второй, а затем и третий портрет. Очень скоро самые лучшие черты стираются, и сквозь них проступает тщательно скрываемая тайна. Плоскостные проекции картин перемешиваются, окончательно разоблачая нас, и хотя мы продолжаем вносить поправки, продать такой портрет уже нельзя. Приходится тешить себя надеждой, что дурацкий и пустой образ самих себя, который мы предлагаем нашим женам, детям и коллегам по бизнесу, люди примут за правду.

– Мне кажется, – убежденно говорил Энтони, – что положение человека, не имеющего ни обязательств, ни честолюбия, весьма незавидно. Господь свидетель, грех жаловаться, но порой я завидую Дику.

Молчание Глории его воодушевило. Вряд ли можно ждать от нее более весомого одобрения.

– Для джентльмена, располагающего свободным временем, всегда найдутся более созидательные занятия, чем загрязнение ландшафта дымом или манипулирование чужими деньгами. Разумеется, в первую очередь речь идет о науке. Иногда я жалею, что не получил достойной подготовки, скажем, в техническом колледже при Бостонском университете. Однако теперь мне пришлось бы корпеть над основами физики и химии два года.

Глория зевнула.

– Я же говорила, что не знаю, кому и чем следует заниматься, – заявила она весьма нелюбезным тоном, и при виде ее безразличия в душе Энтони вновь закипел гнев.

– Неужели вас ничего не интересует, кроме собственной персоны?

– Мало что.

Энтони сверкнул на девушку глазами. Растущая в душе радость от беседы разбилась вдребезги. Весь день Глория была раздражительной и как будто за что-то мстила. В эту минуту Энтони ненавидел ее непробиваемый эгоизм. С угрюмым видом он уставился на огонь в камине. И тут случилось нечто странное. Глория повернулась к нему и улыбнулась. И при виде ее улыбки весь гнев и