на третий этаж и замерла возле нужной двери. Дверь была старой. Облезлой. На фоне соседних по площадке дверей, металлических, аккуратных и даже красивых, она выглядела весьма непритязательно. Звонок был вырван из стены и висел на тонком проводке. Марина всё-таки нажала старую кнопку и прислушалась.

— К ним стучать надо, звонок не работает… — Услышала Марина позади себя чей-то голос и оглянулась.

По лестнице, приветливо улыбаясь, лёгкими шагами поднимался священник средних лет с букетом пышных гладиолусов в руках. Марина не в первый раз в жизни видела священника. Над детским домом, в котором она выросла, шествовали прихожане ближайшего храма, и священники появлялись часто. Особенно на праздники, светские и церковные. Этих гостей детдомовцы всегда любили: они приносили подарки, иногда давали какие-то немудреные концерты. А самое главное, скрашивали монотонное существование закрытого детского учреждения. Изредка священники крестили совсем маленьких детишек, только что принятых в детский дом. Быть участниками этого священного действия стремились все, кто был в это время на месте — и дети, и взрослые, включая работников кухни и дворника. Ничего удивительного для Марины в этом не было. Но встретить священнослужителя здесь, на лестничной площадке она никак не ожидала. Взглянув на него ещё раз, она успокоилась, признав в нём настоятеля городского храма отца Михаила, знакомого ей с малолетства. Нечленораздельно буркнув ему «здрасьте», Марина постучала в ободранную дверь осторожно, словно извиняясь.

Батюшка не сдержал улыбки.

— Тебе к Валентине надо?

— У меня смотровая на свободную комнату.

Священник окинул Марину неопределённым взглядом, подошёл и неожиданно сильно забарабанил крепким кулаком в ободранную дверь.

— Валентина! Открывай! Гости к тебе!

За дверью послышалось какое-то движение, лязгнула задвижка и перекошенная дверь, тяжело цепляясь за пол, отворилась, явив миру опухшее лицо сильно пьющей женщины с остатками синяка под глазом, переливающимися всеми цветами радуги.

— Здравствуйте, отец Михаил, — Нисколько не удивившись, и не заметив цветов в его руках, поздоровалась она. — Что стряслось? — Она без особого любопытства посмотрела на Марину.

— К вам девушка со смотровой. Достучаться не могла.

— Ну, дождались… — С неопределённой интонацией произнесла Валентина.

Марина беспомощно оглянулась на священника. Взгляд у девушки был такой испуганный и растерянный, и выражал такую мольбу, что отец Михаил вошёл вслед за ней в прихожую.

Стойкий пивной запах, смешанный с табаком ударил в нос. Из тесной прихожей был виден кухонный стол с остатками многодневного пиршества и грязное окно с закопченной тюлевой занавеской. Все дверные проёмы квартиры зияли пустотой, вечерний сумрак выползал из комнат, скрывая их содержимое. Одна-единственная, по-видимому, кухонная дверь, старая, облезлая, с оторванной металлической ручкой, болтавшейся на одном гвозде, сиротливо прижималась к стене прихожей, делая её узкое пространство ещё более тесным.

— Вы что, так без дверей и живёте? — Удивился отец Михаил.

Валентина пожала плечами.

— А на что они нам? Замки всё время ломаются. Мы Ваське из двенадцатой квартиры давным-давно их сбагрили. Не за так, конечно… — И Валентина многозначительно подмигнула Марине.

— Как же девушка жить тут с вами будет… без дверей?

— Ну, девушка захочет поставить — её право. Никто возражать не будет. Твоя комната — там. — Указала Валентина на ближайший проём.

Марина переступила порог и звонко присвистнула. Опять растерянно и беспомощно оглянулась на отца Михаила. Комната была захламлена, повсюду валялись какие-то коробки и пластиковые бутылки из-под пива. В углу стоял маленький диванчик, на котором лежало скомканное лоскутное одеяло. Здесь явно кто-то жил.

— У тебя здесь кто-то квартирует? — Спросил священник у хозяйки квартиры, которая без особого любопытства заглядывала в комнату из прихожей.

— Так брательник Николая, мужа моего… Он очередную зарплату пропил, его жена выгнала, вот он к нам и пришёл. А мы что — не люди, что ли?

Отец Михаил покачал головой.

— Придётся тебе просить другую смотровую, девушка. Здесь ты жить не сможешь.

— Не дадут больше. Это последняя… — Обречённо произнесла Марина. Ей впервые стало по-настоящему страшно.

— Ты где живёшь- то?

— Нигде, — пожала она плечами.

— Как это?

— Я детдомовская.

— То-то мне твоё лицо знакомым показалось. Вспомнил теперь. Тебе даже ночевать негде?

Марина обречённо кивнула.

— Негде. Третья смотровая — и всё мимо. Пролёт фанеры над Парижем…

И сокрушённо присвистнула.

Отец Михаил, размышляя, снова внимательно посмотрел на Марину. Что же делать с этим взъерошенным, испуганным цыплёнком? Не бросать же её здесь на произвол судьбы!

— Тебя как зовут-то?

— Марина, — она сама не узнала своего голоса, такой он вдруг стал сиплый.

— Ну, вот что, Марина. Здесь не место твои дела обсуждать. К нам сейчас пойдём. Мы живём на пятом этаже. Матушка моя дома сейчас. Ты её должна знать, она в детском доме частенько бывает. Ну, и поговорим. Расскажешь нам про свои дела. Пошли.

Отец Михаил открыл своим ключом дверь квартиры и хотел было пропустить неожиданную гостью вперёд, но Марина вдруг попятилась.

— Я не могу к вам… Я так одета…

— Ничего страшного. Пошли, пошли. Переоденешься у нас. У тебя ведь есть, что надеть?

Из кухни вышла улыбающаяся хозяйка дома.

— Это Марина… — Отец Михаил передал жене букет цветов, поцеловал её.

Она благодарно и понимающе улыбнулась.

— Неужто вспомнил? Надо же…

— А это — жена моя Наталья. Наталья Владимировна.

Марина сразу её узнала.

— Проходите, проходите… Не стесняйтесь. Мы с Вами знакомы, кажется? В храме встречались?

— Я из детского дома. Выпускница…

— Вот оно что… — Наталья Владимировна окинула её быстрым взглядом. — Но ты ведь у меня не занималась? — Она сразу перешла на «ты», как со старой знакомой.

— Не-а… Я спортом больше — лыжами там… Лёгкой атлетикой. Но все ваши представления всегда смотрела. Мне нравилось.

— Вот и славно. Сейчас ужинать будем, я сегодня в честь нашего семейного праздника кое-что вкусненькое приготовила.

И она опять ласково посмотрела на мужа.

Он благодарно поцеловал её в лоб и, извинившись, удалился к себе.

Марина прошла вслед за хозяйкой в свободную столовую, в которой не было ничего лишнего: большой обеденный стол, стулья, простой диван, настенный телевизор, детские акварели на стенах. Необычной, непривычной была только большая икона Богородицы с лампадой, висевшая, как положено, в переднем углу.

— Матушка Наталья, мне надо переодеться… — Умирая от неловкости, взмолилась Марина. — У меня есть во что.

— Проходи в эту комнату. У нас здесь девочки живут. А мальчишки напротив. Места много, — перехватила её вопросительный взгляд матушка, — две квартиры соединили, дали нам, как многодетным. У нас пятеро ребятишек, и для детей, и для нас места хватает.

Марина присвистнула.

— Вот это да! Пятеро!

Матушка словно не услышала её свиста.

— Ты переодевайся, не смущайся. У нас всё просто. Там на