Он открывает верхний ящик тумбочки и достает небольшой рулон клейкой ленты. Мое дыхание учащается. Раят исчезает за моей спиной, и я пытаюсь оглянуться через плечо, но не могу. Скрещенные руки ограничивают движение моей головы.

Его мокрые джинсы трутся о мои бедра, прежде чем он наклоняется, еще сильнее вдавливая мои бедра в подножку. Край дерева, впивающийся в мою кожу, заставляет меня хныкать.

Протянув руку, он хватает нижнее белье. Свободной рукой берет меня за подбородок и отрывает его от моих рук, заставляя мою шею выгнуться под болезненным углом. Не говоря ни слова, запихивает трусы мне в рот, и тут я слышу, как рвется лента. Он наклеивает ее на мои губы, закрепляя трусы во рту, как и раньше. На этот раз они хотя бы не пропитаны водой, но все равно влажные.

Он собирает мои волосы и держит их у основания шеи, все еще откидывая мою голову назад.

— Избранная должна понимать, что такое терпение.

Я пытаюсь приспособить свое и без того ноющее тело, но ничего не сдвигается даже на дюйм.

— Она должна понимать послушание, — свободной рукой обхватывает меня за шею, пальцами впиваясь в кожу, лишая меня воздуха.

Мое тело дергается, пытаясь бороться с ним самостоятельно, заставляя цепи дребезжать, а кровать трястись.

— И она должна понять, что ее тело больше не принадлежит ей, — он целует меня в щеку и отпускает мое горло. Мое лицо снова опускается на руки, и я делаю глубокий вдох через нос.

Его руки касаются моей внутренней поверхности бедер, и я подпрыгиваю.

— Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждая унция удовольствия, которое получает твое тело, будет исходить от меня, — он мягко проводит руками вверх, и его большой палец толкается в мою все еще болезненную киску.

Я стону, прижимаясь к нему, мое тело гудит. Сердце колотится, я чувствую, как учащается пульс.

— Ты даже не прикоснешься к себе, — вытащив большой палец, он заменяет его двумя пальцами, проталкивая их до самых костяшек, и это так больно. Я всхлипываю, и слезы начинают щипать мои глаза. — Если ты не подчинишься, ты будешь наказана, малышка.

Я пытаюсь крутить бедрами, пока его пальцы медленно входят и выходят. Я знаю, что он дразнит меня, заставляя быть влажной и нуждающейся. Убрав их, я слышу, как он опускается на колени. А затем его теплый, влажный язык пробегает по моей пульсирующей киске.

Я стону, когда он лижет ее. Его руки поднимаются к моей заднице, и он обхватывает мои ягодицы, раздвигая их. Я напрягаюсь, когда язык продолжает медленно продвигаться выше. Я пытаюсь сказать ему, чтобы он остановился, но в ответ слышу лишь невнятное бормотание, в, то время как я изо всех сил дергаю свои путы, но безрезультатно.

Его пальцы еще больше впиваются в мои ягодицы, когда его язык скользит по моему анусу. Затем так же быстро все исчезает. Он легонько целует меня губами, прежде чем отпустить мои ягодицы. Но я не расслабляюсь. Я напряжена еще больше, чем раньше.

Нет, нет, нет, качаю я головой. Мы с Мэттом никогда ничего не делали там. Он никогда не пытался, но я бы ему все равно не позволила.

Раят усмехается над моим беспокойством.

— Не нужно сопротивляться, Блейк, — игриво хлопнув меня по заднице, он добавляет: — Этим я тоже буду владеть.

РАЯТ

Я вхожу в собор, поглядывая на часы. У них, может быть, остался час.

Выбрав заднюю скамью, я проскальзываю и сажусь, раскинув руки вдоль спинки. Правило Лордов гласит, что ты должен наблюдать, как твои братья принимают своих избранных. Иначе не было бы необходимости присутствовать. Нельзя демонстрировать право собственности в пустой комнате. К тому же, это заставляет всех младших членов проголодаться. Напоминает им, почему они должны три года воздерживаться от того, чтобы намочить свой член.

Я смотрю на мансарду и вижу одного из своих братьев в воде. Он накинул на голову своей избранницы черный капюшон, пока трахал ее сзади. Она совершенно голая, ее искусственные сиськи прижаты к стеклянной стенке квадратной ванны, а ее руки скованы наручниками за спиной.

Это заставляет меня вспомнить Блейкли. Я оставил ее связанной и с кляпом во рту на своей кровати, чтобы вернуться сюда.

Он подходит и вытаскивает ее из бассейна. Когда они выходят, я вижу, как низко сейчас уровень воды. Даже не по пояс. Траханье в ней — сделало свое дело. Вода должна куда-то уходить.

— Где твоя девочка? — спрашивает Ганнер, садясь на скамью передо мной. Он поворачивается на своем месте, чтобы посмотреть на меня.

— Не здесь, — отвечаю я. Это не его чертово дело, где она находится. Я позаботился о том, чтобы запереть дверь своей спальни, чтобы никто не мог добраться до нее. И я заткнул ей рот именно по этой причине. Я не хочу, чтобы кто-то услышал ее. Лорды могут быть здесь, но в отеле все еще есть персонал. Теперь, когда старшие могут использовать свои члены, здесь будут только гребаные оргии. Они будут передавать своих избранных из комнаты в комнату, приглашая других женщин присоединиться к ним. — А где твоя? — парирую я. Он выбрал ее лучшую подругу, Сару.

— Она вырубилась в моем багажнике, — он улыбается.

— Сколько их еще? — спрашиваю я, оглядывая комнату. Все первокурсники, второкурсники и третьекурсники все еще сидят в своих масках и плащах.

— Двое, — отвечает он, глядя на часы.

В этот момент я слышу, как женщина говорит:

— Я клянусь, — она стоит в воде.

— Ты клянешься, — объявляет Прикетт. — Мы клянемся, — говорят они в унисон, а затем он толкает ее под воду, где ставит ногу ей на спину, прижимая ее лицом ко дну.

Я оглядываюсь на Ганнера, а он снова проверяет свои часы.

— Тебе нужно куда-то идти?

— Сара очнется примерно через тридцать минут, — отвечает он.