Вот только сны, сны… Они не так тяготили Дика, как напоминали об утраченном, о двух реальностях Тайяхата, которые он потерял. Жизнь в Чимаре казалась пресной, а лес… Пожалуй, он вернулся бы туда, но лес все-таки был тайятским.

Чочинга, его Наставник, сказал: “У всякого племени есть свой лес и свое место для битвы. У вас, двуруких, тоже. Ищи, и ты найдешь!”

Разумеется, он был прав, как и отец, тоже говоривший о поисках. Лес двуруких, где могли бы найти применение все таланты Ричарда Саймона, безусловно, существовал, и сейчас он направлялся прямиком в эти дебри. Правда, не сражаться, а учиться, но перспектива битв, погонь и всевозможных авантюр была не за горами.

Не он ли, Дик Саймон, первым пройдет по черному Пандусу?… Или отправится к Закрытым Мирам, пока неведомым ему?… Быть может, к Земле?… Чтобы начать охоту за тайнами…

К счастью, тайн в мире имелось великое множество, и одна из них маячила прямо перед глазами Ричарда, вверху стального обода Рамы. Там, отчеканенные в металле, блестели буквы “С”, “М” и “Н” – с широким росчерком, свивавшимся в кольцо. Сергей Михайлович Невлюдов, творец пространственной трансгрессии… Он не оставил ни записей, ни дневника, ни книг, ни статей – только файлы с расчетами и формулами, разосланные по сотням адресов… Не было даже его фотографий, тех примитивных плоских изображений, какие делались в начале двадцать первого столетия, и потому Рама была украшена не его портретом, а его факсимиле. Судьба Невлюдова тоже являлась тайной; сверкнув подобно метеору, он канул в неизвестность и угас, как отгоревшая звезда.

Дверцы грузового отсека захлопнулись, заставив вздрогнуть Алину, вой гепардов стих, и джентльмен из Ковентри вздохнул с явным облегчением. Пошарив в кармане, он извлек табакерку и огромную трубку с изогнутым чубуком, неторопливо набил ее и произнес по-русски:

– Юная леди не возрашать?

Юная леди слабо кивнула. Выглядела она так, будто не в Монреаль собралась, а на тот свет, где одним назначено бренчать на арфах, а другим – купаться в горячей смоле. Явные признаки недуга, особой болезни, называвшейся страхом перед Пандусом. Многие были подвержены ей и потому предпочитали перебираться из мира в мир в гибернационных камерах.

– Ты не волнуйся, – сказал Ричард, – это совсем не страшно. Ты даже не заметишь, как мы пройдем порог. Вдохнешь здесь, а выдохнешь уже в Нью-Йорке.

Британец, окутанный клубами дыма, кивнул с одобрением.

– Так! Ошшень верно сказано: вдохнуть здесь, выдохнуть там. Или наоборот.

Кому как нравится.

– А потом? – пробормотала Алина. – Что потом?

– Потом, – Ричард покрепче обнял ее, чувствуя, как девушку бьет крупная дрожь, – потом ты отправишься в свой Монреаль, а я – в Грин Ривер. Но прежде мы посидим где-нибудь, выпьем кофе и проверим, правда ли, что мороженое в Нью-Йорке не хуже смоленского. Или ты не любишь мороженое?

– Люблю… Но я не о том, Дикки, не о том… Как я узнаю, что я – это я?

Джентльмен из Ковентри расхохотался.

– Юная леди ошшень мерри… ошшень веселая, я хотел сказать. Мы сейчас превратиться в облако из крохотных атом, снова стать собой и идти на паспортный контрол. Там юная леди узнать, кто она есть. Если она – не она, контрол не пропускать! – Британец снова рассмеялся, с интересом поглядывая на Ричарда. – А вы, юный сэр, ехать в Грин Ривер? В какой Грин Ривер? Айрлэнд? Острэйлиа?

– В тот, что в Орегоне, – объяснил Ричард. Он упорно говорил на русском, ибо звук русской речи был сладок для него. Подумав, он добавил:

– Буду учиться в университете. Факультет общественных наук… депатмент комьюнити сайенс.

– О! Тот Грин Ривер! – джентльмен из Ковентри, пыхнув трубкой, значительно поднял брови. – Известный место! Я слышать, там не только юнивесити… там Мемориал Аддингтон… и еще… Как это по-русски?… Да, штаб-квартира ЦРУ.

– Одно другому не мешает, отозвался Ричард.

Техники Транспортной Службы исчезли, серебристая рама вдруг вспыхнула и замерцала неярким флуоресцентным свечением, затем раздался звуковой сигнал. Гепарды в грузовом отсеке, предчувствуя что-то необычное, панически взвыли Ричард, по-прежнему прижимая к себе девушку, обернулся и помахал рукой отцу. Затем покрытая фресками стена растаяла, и на мгновение перед тупорылой кабинкой модуля открылась мрачная черная пропасть. В следующий момент мрак исчез, словно где-то за спиной включили батарею мощных прожекторов. Штурман-компьютеры смоленской и нью-йоркской станций синхронизировали частотные каналы, и теперь окаймленная Рамой пустота мерцала оранжевым светом и как бы чуть заметно пульсировала, будто глотка гигантского дракона, изготовившегося пожрать добычу. В этой глотке имелся язык, ровная наклонная поверхность, которая светилась ярче призрачных стен и сводов, – если только всю эту конструкцию, сотворенную игрой энергетических полей, можно было сравнить с неким коридором или тоннелем. Скат, подобный протянувшемуся в бесконечность Пандусу, начинался у нижнего края Рамы и уходил в оранжевый туман, слегка вибрируя и подрагивая, будто и в самом деле был живым, нетерпеливо поджидавшим очередную жертву.

Тихо заурчал двигатель, и модуль покатился вперед, к эфемерному оранжевому коридору. Алина взвизгнула, звери в багажном отсеке завыли, джентльмен из Ковентри пробормотал проклятие и задымил, как древний пароход на Миссисипи. Яркое оранжевое свечение разлилось перед глазами Ричарда, затопив и поглотив весь мир.

Так он и отбыл на Колумбию, в свой Грин Ривер в штате Орегон, – в сизом табачном дыму, обнимая трепетный девичий стан и прислушиваясь к вою гепардов за спиной.

КОММЕНТАРИЙ МЕЖДУ СТРОК

На кольцевом балконе, опоясывающем тренировочный зал, неподалеку от блестевшей металлом лестницы, стояли двое мужчин. Оба – крупные, рослые, в серых форменных комбинезонах, со знаками различия инструкторов Учебного Центра в петлицах. Один был темноглазым мрачноватым шатеном под сорок; полные губы, смуглая кожа и большой крючковатый нос выдавали его семитское происхождение. Шевелюра другого пылала огнем, щеки были веснушчатыми и бледными, а свернутый набок нос свидетельствовал, что его владельцу не раз приходилось испытывать и отражать тяжкие удары судьбы. К тому же на подбородке у рыжего красовался изрядный шрам, оттягивавший губу, отчего улыбка получалась кривоватой и насмешливой, как бы с легким оттенком превосходства. Но мрачного шатена эти улыбки не раздражали то ли он от природы был флегматиком, то ли точно знал, что если рыжий приятель над кем и посмеивается, так не над ним.

– Сколько ему? Ты ведь уже просматривал его файл-досье? – спросил рыжий, разглядывая широкоплечего полунагого парня на одном из боевых помостов.

– Восемнадцать без трех недель, – отозвался шатен. – Привез его Грег Биксби, вместе с двумя шестилапыми монстрами… Вернее, привез-то он монстров, а парня сопровождал так, на всякий случай. Диковатый парнишка, скажу я тебе, и тоже в своем роде монстр. – Шатен угрюмо сдвинул густые брови и, поразмыслив минуту, добавил: