Почему так происходит? Возможно, потому, что иная, запредельная вселенная существует и по каким-то неведомым причинам иногда открывается избранным. А возможно потому, что Карина психически больна.

И то, и другое было ужасно.

– Послушайте, – обратился к ней другой мужчина, – мы понимаем ваше горе, но и вы должны понимать…

Он говорил, но она уже не слышала. Потому что в комнате раздался другой голос, хорошо знакомый, но сильно искажённый.

– Детка, детка, – проквакало нечто, при жизни бывшее дядей Альбертом, – папаше-то привет передать? А уж он как ждёт, как ждёт… Мы оба ждём! Недолго осталось, совсем не долго!

Существо захихикало, закряхтело, завозилось в своём коконе. Руки двигались, силились выпутаться и дотянуться до Карины. Правая ладонь уже выпросталась и шевелилась, похожая на бледную рыбину. Голова чуть приподнялась, и изо рта потекла густая тёмная жидкость. Остро запахло гнилью.

Она почувствовала, как кто-то сзади ухватил её за локоть, и завопила, как никогда в жизни. Кричала, разрывая связки, а труп заходился мерзким хохотом, неуклюже приподнимаясь и усаживаясь на столе.

К счастью, сознание скоро покинуло её, и Карина провалилась в милосердную темноту.

Очнулась в незнакомой комнате. Пахло нашатырным спиртом, валерианой и ещё какими-то медикаментами. Приоткрыла глаза, но тут же закрыла снова. Интересно, где это она? Что произошло? Похоже, придётся вставать, хотя и не хочется: слабость нестерпимая. Будто вагоны разгружала.

Она облизнула губы и снова с трудом разлепила глаза. Возле окна сидела незнакомая пожилая женщина в очках и читала книгу. На ней было цветастое платье, кружевная шаль и чёрный платок.

Чёрный… Траурный… Карина вспомнила. О, Господи! Лучше бы и не приходила в себя.

– Здравствуйте, – прошептала она, преодолевая боль в горле.

Женщина вскинулась, отложила книгу, засунув между страниц очки, и подошла к кровати.

– Проснулась? И слава Богу!

– Где я? Я… упала в обморок?

Женщина оказалось словоохотливой, и, не дожидаясь наводящих вопросов, подробно поведала, что произошло. Она соседка из двадцать шестой. Антонина Фёдоровна, можно тётя Тоня. Все уехали на кладбище, а её оставили присмотреть за Кариной, потому как той стало плохо. Зашла попрощаться с покойным, стояла-стояла себе, да вдруг закричала и упала.

Вызвали «скорую». Врачи сказали, глубокий обморок вызван шоком и потрясением. В этом месте соседка прервала рассказ и сочувственно вздохнула, давая понять: она в курсе, что девушка недавно похоронила отца.

Врачи укол сделали да уехали. Сказали: «Отдыхать надо. Не нервничать». «Да уж, – усмехнулась про себя Карина, – не нервничать сейчас легче лёгкого».

– Спасибо вам. Домой пойду. – Она попробовала сесть. Голова слегка кружилась, тело немного ломило. Лицо горело, как при высокой температуре.

– Да у тебя жар! – Тётя Тоня положила руку ей на лоб. – Точно! Горишь вся!

– Простыла, наверное, – пробормотала девушка. – Ничего, отлежусь.

– Как домой-то доберёшься?

Правда – как? Она нынче безлошадная. При мысли об автобусе её передёрнуло.

– Ничего, такси вызову.

– Такси! Погоди, внуку скажу. Всё одно дома сидит!

Внук оказался парнем общительным и разговорчивым. Наверное, в бабушку. Всю дорогу развлекал пассажирку рассказами о последней сданной сессии. Говоря о своих подвигах, бурно жестикулировал и вертелся, мало обращая внимания на дорогу. Карина вежливо улыбалась и время от времени вставляла «Надо же!» или «Здорово!» В руках сжимала сумку и пол-литровую банку малинового варенья, которая туда не поместилась.

– Пропотеешь – и утром как огурчик! – пообещала добрая тётя Тоня.

Прежде чем идти к себе, девушка решила заглянуть к Диане. Вдруг та вернулась из командировки? Долго звонила в знакомую дверь, но никто так и не открыл.

Едва переступив порог, Карина напоролась на Азалию. Мачеха стояла, скрестив руки на груди, и насмешливо смотрела на Карину.

– Как похороны? Чего такая растрёпанная?

Карина молча сняла сапоги и прошла мимо неё на кухню. Сунула в холодильник банку с вареньем, закинула в комнату сумку и направилась в ванную. Температура-не температура, но без душа никак. Смыть с себя этот чудовищный день! А там уж и чай, и малина, и аспирин в придачу.

Легла она рано, ещё и десяти не было, и мгновенно заснула. Глубокой ночью, в третьем часу, внезапно пробудилась, как от толчка. Открыла глаза и уставилась в темноту. Голова была ясная, озноб прошёл.

Что-то её беспокоило… Это «что-то» имело огромное значение и многое объясняло. Во сне Карина поняла какую-то важную вещь, а пробудившись, не могла сообразить, какую, и с досады стукнула кулаком по подушке.

Помассировала пальцами виски и постаралась воскресить в памяти сон, но ничего не вышло. Мысль ускользнула, оставив после себя раздражающее ощущение недосказанности. Промучившись некоторое время, она снова уснула, а когда проснулась, было почти одиннадцать. В доме тишина: Азалия уже на работе. Ей бы тоже надо съездить в институт, написать заявление. И машину на ремонт загнать.

Однако автомобиль ремонтировать не потребовалось. Девушка на всякий случай попробовала завести двигатель, и машина послушно тронулась с места. «Что вчера случилось?» – почти безразлично подумала она. Слишком много в последнее время вопросов, на которые нет ответов.

На кафедре её встретили радушно, но настороженно. Коллеги исподтишка поглядывали на Карину, а когда замечали ответный взгляд, поспешно отводили глаза. В брошенных украдкой взорах читались жалость и вроде бы испуг.

То ли Ирка разболтала про случившееся в кинотеатре, то ли люди инстинктивно осторожны с теми, на кого валятся несчастья: вдруг это заразно?..

Покончив с формальностями, она попрощалась и спустилась в вестибюль.

– Карина! – Ира, оказывается, пошла за ней. На Косогоровой был белый с чёрными вставками костюм, который делал девушку похожей на пингвина. – Ты как… вообще?

– Отлично.

Повисла пауза. Ирина вроде хотела что-то сказать и не отваживалась. Но потом всё-таки рубанула:

– У врача так и не была? Не показывалась? Не обижайся, но сама подумай…

– Я не обижаюсь, – прохладно ответила Карина. – Ты кому-то рассказала про… ну, про то? В кино?

– Ты что? – вскинулась Ира. – Никому я не говорила!

От сердца немного отлегло. Значит, просто показалось, что на неё смотрели как на экспонат кунсткамеры.

– У тебя горе, отец, теперь дядя Альберт… Ты так реагируешь, это понятно! Но на себя посмотри! – Косогорова говорила торопливо, боясь, что её перебьют.

– Что со мной не так?

– Высохла вся, руки…