Между прочим, я описывал подобную стратегию в нескольких романах: друзья пускаются на хитрость, чтобы спасти сбившегося с пути героя, и он возвращается к истинным ценностям.

Но кто способен поступить так ради меня? Дана? Или… Мэйан?

В принципе это возможно. Обеих расстраивает мой образ жизни, и они владеют информацией, которую использует этот наглец.

Нет, только не Мэйан. Увидев меня в парке, она искренне удивилась, да и истерика у нее случилась самая что ни на есть натуральная. Значит, Дана? Неужели я все еще настолько важен для бывшей жены, что она затеяла настоящую интригу для моего «исправления»? Сильно сомневаюсь: Дана ни за что не отпустила бы нашу дочь в парк с сомнительной компанией – даже во имя высокой цели.

Тогда кто? Друг? Нет. Друзей у меня немного, фотографий таких ни у кого не было – если, конечно, кто-нибудь не воспользовался визитом в мой дом, чтобы их заполучить.

Денниса из числа подозреваемых я исключил – его мой образ жизни не смущал. А вот Нэйтан был чертовски изобретателен и достаточно коварен, чтобы сочинить и осуществить подобный сценарий. Нет, Нэйтан не стал бы так рисковать. Мой агент знает, как я уязвим, и готов смириться с моим желанием временно притормозить.

Так что за доморощенный Макиавелли[30]пытается меня спасти? Я терялся в догадках и предположениях и вдруг осознал всю их нелепость. Да как я мог подумать, что кто-то из них пойдет на подобное и ввергнет меня в депрессию и безумие? Бред сумасшедшего…

На меня навалилась свинцовая усталость, я лег и закрыл глаза.

Нэйтан позвонил очень рано и пригласил меня позавтракать в одном из его любимых кафе.

Перед выходом я позвонил Дане. Она ответила – вежливо, но сдержанно: так разговаривают с людьми, чье появление в жизни воспринимают как вторжение, но послать к черту не решаются.

– Я задам вопрос, который может показаться тебе странным, Дана.

– Это вряд ли. По-моему, мы исчерпали запас странностей.

– Не язви, прошу тебя.

– Ладно, извини. Так что ты хотел спросить?

– Ты сохранила мои фотографии – детские, юношеские?

– А что случилось? Ты потерял свой фотоархив и решил узнать, есть ли у меня дубликаты? Это так срочно?

– Ответь, и я все объясню.

– Они должны были храниться на жестком диске.

– Должны были?

– Недавно у меня полетел компьютер. Пришлось переформатировать диск, пропало все, что там хранилось, в том числе твои снимки.

– Ты их больше нигде не сохраняла?

– Нет, остались только фотографии Мэйан.

– Когда это случилось?

– Не помню. Полгода назад, может, чуть позже. Все, хватит! Объясни, что происходит, или я больше ни на один вопрос не отвечу!

– Хорошо. Помнишь человека, который прислал мне сообщение на Фейсбук и предупредил о Мэйан?

– Да.

– Он снова со мной связался и прислал фотографии.

– Какие?

– Мои. Давние. И наши с тобой.

– Зачем?

– Видимо, хотел произвести впечатление.

– А я тут при чем?

– Понимаешь, я храню снимки не в компьютере, а на внешнем диске, в недоступном месте, значит, неизвестный скачал их с твоего.

– Что за ерунда!

– Кто, кроме Мэйан, имел доступ к твоему компьютеру до того, как ты его перезагрузила?

– Теоретически все, кто бывает в доме: наши друзья, приятели Мэйан, коллеги Лукаса. Но эти люди тебя не знают, зачем им вредить моему бывшему? Никто не мог вот так запросто сесть за мой компьютер и копаться в нем.

– Понятно… – разочарованно протянул я.

– Мы закончили? Мне пора идти.

– Вижу, тебя все это не слишком взволновало.

– Верно. Я устала от твоих историй, Сэмюэль.

– Думаешь, я вру?

– Или сходишь с ума. В твоих словах нет никакого смысла. Сначала история с посланиями неизвестного поклонника насчет Мэйан, теперь бред о старых фотографиях, которые он якобы похитил. Это уж слишком, тебе так не кажется?

– Понимаю. Прости, что надоедал.

Я никуда не продвинулся. Только убедился, что моя бывшая жена не может быть замешана и ей до меня нет никакого дела.

* * *

– Очень даже неплохо! – воскликнул Нэйтан.

– Серьезно?

– Конечно. Господину Издателю тоже понравилось. Завтра мы встречаемся, чтобы обсудить новый договор. Ты меня действительно удивил. Вчера был выжат как лимон, раздражен, исходил желчью, а сегодня утром я обнаружил в почте весьма оригинальную разработку.

Першинг-сквер находится под мостом, соединяющим Парк-авеню и Центральный вокзал. Это одно из тех мест, где ньюйоркцам и туристам подают восхитительные завтраки и обильные бранчи. Нэйтан любил здесь бывать. Особую атмосферу создавала обстановка: банкетки, обтянутые красной кожей, старые деревянные панели, плетеные стулья, кафельный пол в черно-белую шашечку. Моему толстому другу нравилось наблюдать за суетой в зале, клиентами и официантами. Мы устроились в углу, чтобы обсудить мой новый роман.

Нэйтану принесли еду – кофе латте, блины, тосты, омлет из трех яиц и классический британский скон[31]с черникой и лимоном. Я восхищенно покачал головой.

Он схватил нож и вилку и сказал:

– Тебе, между прочим, не помешало бы начать нормально питаться.

Мне показалось, что он забыл о нашей размолвке.

– Вот за что я люблю свою профессию, – сказал он и обмакнул тост в кружку. – Писатели меня потрясают. Они ноют, заливают слезами монитор, заявляют, что выдохлись-кончились-умерли, а потом в их жизни вдруг происходит нечто – на что нормальный человек и внимания бы не обратил! – и их осеняет, они воспламеняются и начинают творить.

Нэйтан откусил тост, уронив на стол несколько размокших ошметков.

– Так что произошло?

– Один читатель написал мне в Фейсбуке, – ответил я, сразу решив не говорить всей правды.

– Да неужели? Глядишь, и я поверю, что от этой сети есть какой-то прок. А что за письмо?