их гнездо», – пронеслось в голове у Глеба, и с быстрого шага, он сразу перешел на не менее быстрый бег.

Отбежав на приличное расстояние от места происшествия, Глеб включил видеокамеру, и задокументировал своё эмоциональное состояние, как того и требовал проект «Extreme Trip».

– Что-то как-то не знаю ребята, не хочется мне ночевать на улице, – немного отдышавшись, сказал Глеб себе в камеру, и затем, указав рукой в сторону торгового комплекса с бомжами, продолжил, – Лежать там среди этих бедолаг. Нет. Не буду. Что-то я посмотрел на всё это людское великолепие, и охладел к этой идее от слова «совсем». Бомжам понятно, терять нечего, а у меня – видеокамера, да и дело даже не в ней, а просто, просто не могу я так вот лечь и всё, буду выживать как-то по-другому, не знаю как, но по-другому.

Изучая бездомных, Глеб ощутил в себе какой-то протест против всей этой возникшей ситуации, и дело здесь было точно не в страхе за свои вещи, а просто внутри нашего героя, что-то решительно говорило твердое – нет.

– «Делай что угодно, только не тусуйся с итальянскими бомжами, иначе, это конец,» – подумал Глеб, и снова включив свою видеокамеру, сказал в неё, – Буду бодрствовать до утра, если уж и предстоит мне спать на улице, то лучше я это сделаю днем, а не ночью.

Уже больше двенадцати часов Глеб находился без еды, и при этом ему все время приходилось перемещаться на ногах. В такой ситуации логично бы было поберечь собственные силы, и где-нибудь сесть, отдохнуть, но, наш путешественник решил этого не делать.

– «Как только я остановлюсь, то тут же, моментально, усну», – думал Глеб, медленно перебирая ногами по ночному Милану.

Психическое и физическое состояние его теперь можно было сравнить с самочувствием человека, болеющего гриппом, или каким-либо другим подобным недугом. Голова гудела от давления, тело ломило от усталости, казалось, что в мозг вкололи какой-то транквилизатор, и тот, распухнув, будто дрожжевое тесто, заполнил разом все существо Глеба. Всё то гусарство, что сопровождало нашего телепутешественника на протяжении всего его маршрута, теперь испарилось, как конденсат с очков алкоголика, а его личный бренд, так сказать – амплуа, о котором Глеб так заботился ещё при подготовке к этому трипу, так тот, и вовсе, приказал теперь долго жить.

– «Вот он я, вот он, выплясываю твисты на брущатке, лови меня мать сыра земля, без всякого позиционирования, без депрессии, без поиска смысла жизни, лови, как есть, голодного и замученного», – думал Глеб, петляя из стороны в сторону по тротуару, будто по палубе корабля.

Чтобы придать осмысленность своей прогулке, наш путешественник решил идти в сторону православного храма. Тот был в городе единственный, и посетить его Глеб намеривался лишь завтра, но за неимением других целей, отправился туда уже сегодня.

– «Там наверняка есть русская община», – рассуждал наш путешественник, – «И таким образом, возможно, я смогу познакомиться с русскоговорящей диаспорой этого города. Пообщаться с ними «за жизнь», и может быть даже разузнать по поводу работы.»

Глеб включил свой офлайн-навигатор, вбил в него адрес из блокнота, и двинулся в путь.

Когда стрелка навигаторы, и остатки разума, наконец, привели нашего путешественника в точку назначения, то на своё удивление, он заметил, что, несмотря на глубокую ночь, православный храм был почему-то открыт. Сначала, Глеб даже не поверил этому факту, издалека приняв горевший свет в дверях церкви за мираж, или какое-то оптическое недоразумение, и только поднявшись по ступенькам храма, он с удивлением осознал, что всё это – реальность.

Здание, в котором расположился православный приход города Милана, было небольшим, но очень старым, и больше напоминало какую-то античную постройку средних веков, чем привычное русскому взору церковное строение с куполами и колокольней. Перешагнув через порог церкви, Глеб увидел православного батюшку в черном одеянии, который, расположившись за письменным столом, стоявшим в центре небольшого помещения, что-то читал своим прихожанам. При появлении нового человека, священник на секунду прервал своё чтение, посмотрел на Глеба, а затем, как ни в чем небывало, продолжил свою проповедь:

– Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая, или кимвал звучащий, если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так, что могу и горы переставлять, а любви не имею, – то я ничто, – прочитал батюшка из своей книги.

Глеб тихонечко прошел вдоль стены, и по примеру прихожан, сел на один из раскладных стульев, что стоял с краю в последнем ряду среди множества себе подобных.

– И если я раздам все имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы, – продолжил читать батюшка.

Во время чтения книги, священник иногда останавливался, и комментировал уже прочитанное им ранее, но от усталости, накрывшей нашего путешественника с ног до головы, все слова священнослужителя сливались воедино, и вместо того, чтобы осмысливать их, Глеб просто сидел на стуле, поставив свой походный рюкзак себе под ноги, и слушал мерный, спокойный голос священника, как слушают звуки леса, или океана.

– Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, – произнес батюшка, и с этими его словами, было трудно не согласиться.

Звуки обычной русской речи действовали на Глеба самым магическим образом, возвращая его в привычную, родную среду, о существовании которой, все его существо стало уже забывать. Четвертые сутки Глеба окружала абсолютно иная культура, с незнакомыми ему привычками, надписями, словами, правилами, дорожными знаками и законами, но, как только Глеб переступил порог православного храма, то, почему-то, сразу почувствовал себя, на родной земле.

– «Как всё-таки много значит русский язык», – подумал Глеб, разглядывая православного батюшку.

Возможно, после прочитанных выше строк, некоторые из читателей захотят определить автора в разряд мистиков-одиночек, пытающихся вытащить кролика из шляпы, и придать невероятный смыл, весьма обыденным вещам, и я им даю на это полное право, но, попробуйте ребята, сами, подобно Глебу, пожить хотя бы сутки в ощущении постоянного стресса, когда всё ваше существо начнёт ориентироваться в пространстве исключительно на инстинкты, как животное, и, возможно, тогда, большинство привычных вещей, которых вы в обычной жизни часто и не замечаете, заиграют для вас новыми красками.

Когда батюшка закончил читать свою проповедь, прихожане церкви начали подниматься со стульев. Некоторые из них подходили к священнослужителю и о чем-то с ним советовались. Глеб тоже встал со своего