— Люсь, ты здесь? — неожиданно окликнул ее звонкий Нонкин голос. — Ничего себе ты забралась в поднебесье! Привет. Слезай, пошли в бар.

— Привет. К сожалению, сейчас не могу. Но Тамара скоро придет, так что подожди меня, не уходи.

Быстро вытерев пыль с граммофона и увесистого чернильного прибора тридцатых годов, который, говорят, стоял в кабинете у самого Сталина, Люся спустилась со стремянки и лишь тут обратила внимание, какой нарядной явилась на субботник Заболоцкая — в новом брючном костюме и прямиком из парикмахерской: короткая стрижка искрилась лаком. Посверкивали золотые сережки в ушах, кольца на пальцах и пряжка на поясе.

— Ты, я смотрю, опять сачкуешь.

— Обижаете, гражданка! — повела плечиком Нонка. — Это вы здесь погоняете пыль и по домам, а у меня съемка в две смены. И, между прочим, без последующего отгула. Трудимся бескорыстно, в честь субботника, как завещал товарищ с бревном по фамилии Ульянов.

— А что снимаете? Интересное что-нибудь?

— Мы неинтересного не снимаем, — продолжала воображать Заболоцкая, расхаживая между стеллажами и шкафами и разглядывая их содержимое. — Снимаем очередной шедевр под названием «Бунт». Актеры Художественного театра с косами и вилами изображают по системе Станиславского восстание голодающих крестьян в помещичьей усадьбе. В финале угнетателя и кровопийцу-помещика связывают и запирают в подвале, а на его усадьбе водружают красный флаг. Если не придешь взглянуть, много потеряешь!.. Ха-ха-ха!

Пока она болтала, Люся сняла грязный рабочий халат, с которым еще месяц назад почти не расставалась, стесняясь несовершенств своей фигуры, причесалась, плюнула на тушь, махнула два раза щеточкой по ресницам, провела розовой помадой по губам. В старинном овальном зеркале, крепко, на шуруп, прикрученном сегодня Тамарой к стене, выглядела она здорово.

— Артемьева, это ты или не ты? — в изумлении вытаращилась на нее Нонка. — С ума сойти, как ты похудела!.. И когда это ты успела? Вроде я тебя недавно видела… Ну ты даешь, Люська! Прямо Марина Влади в фильме Джузеппе Де Сантиса «Дни любви»!

Нонкины восторженные комплименты показались даже обидными. Получалось, что от «Люськи» никак нельзя было ожидать, что когда-нибудь она будет выглядеть не хуже других. Не хуже самой Нонны Заболоцкой, лучшей подруги, которая считает нормальным разговаривать с ней исключительно свысока.

— А помада у тебя откуда такая потрясная?.. Дай посмотреть… Никак импортная? Где достала-то? Везде ведь только ярко-красное дерьмо фабрики «Свобода». Для колхозниц бальзаковского возраста. Так, где брала, в «Ванде»?

— Нет, это Рита у нас варит. Собирает старые тюбики, разную ненужную помаду, добавляет что-то и варит.

— Может, она и мне сварит?

Легка на помине, наконец-то вернулась Рита — такая же маленькая и худенькая, как и вошедшая следом Тамара. Если бы не хорошенькое личико с огромными черными зрачками светлых, сильно близоруких глаз, можно было бы подумать, что Рита начальнице родная внучка.

— Здорово, Тамар! — в истинно телевизионной, вольно-дружеской манере похлопала «бабушку» по плечу Заболоцкая. — Как жизнь? Кто со мной сегодня «бунтует»? Ты или Нинка Семкина?

— Нина сегодня, она уж в студии давно. А ты чего не идешь? Вроде пора.

— На съемку, как говорится, никогда не опоздаешь! — объявила Заболоцкая со знанием дела и переключилась на Риту: — Ритк, у тебя, я слышала, подпольный цех по производству помады? Сваргань мне. Розовую с сиреневым оттенком можешь?.. А такую, будто в цикламен добавили белила?.. Еще хочу цвета вялой моркови. Слушай, а ты, случайно, тушь не варишь? Нигде не могу приличную тушь купить. Вся какая-то паразитская — комками и течет на ветру…

Нонка могла протрепаться и десять минут, и двадцать, и тридцать. Подмигнув обалдевшей от нее Рите, Люся аккуратно развернула болтушку за плечи и вытолкала за дверь.

В полумраке бара, где за чашкой или стаканом, так называемым двойным, кофе обсуждались не только все телевизионные новости и сплетни, но и служебные дела, народа по случаю субботника было немного. Взяв стаканы с двойным, один с сахаром, второй без, и тарелку с пирожными для Нонки, они уселись друг против друга за стол в середине бара, чтобы держать под прицелом обе лестницы, ведущие в холл первого этажа, — так в случае чего Нонка могла юркнуть под стол или спастись бегством.

— Нонн, у меня к тебе два вопроса.

— Валяй, — кивнула Заболоцкая и, откусив обсыпанное пудрой пирожное, подалась вперед, чтобы не испачкать новый костюмчик.

— Скажи, пожалуйста, кто назвал «Мертвые души» Гоголя «ужасной исповедью современной Руси»? Белинский или Герцен? Нигде не могу найти.

— По-моему, А.И. Он обожал обличать из-за кордона российские порядки. Но точно не помню. Открой энциклопедию на букву «г», посмотри статью о Гоголе, там полно всяких цитат. Я, например, все курсовые списываю с энциклопедии. Отличная штука. Или посмотри вступительную статью в собрании сочинений Гоголя. Литературоведам тоже никак нельзя без цитат из Герцена, Белинского и прочих. Но главное, когда будешь писать сочинение по Гоголю, не забудь процитировать материалы двадцать четвертого съезда КПСС. Это очень приветствуется! — хихикнув, посоветовала Нонка, промокнула губы салфеткой и с сомнением уставилась на второе пирожное. — И зачем я, дура, взяла два?.. Больше не хочу. Люськ, давай.

— Не буду, спасибо.

— Все худеешь? Совсем ничего, что ли, не жрешь? Кстати, у нас в редакции одна баба похудела на двадцать пять килограммов. Рецепт такой: в день надо выпивать трехлитровую банку чая с молоком. Литр молока и два — крепкого чая. Но больше ничего. Девки из ее отдела рассказывают, она два месяца целый день только и делала, что носилась в сортир. Но похудела здорово. Не хочешь попробовать?

Чтобы не обнаружить вновь нахлынувшей обиды и возмущения — столько мучилась, столько голодала, а Заболоцкая опять раздает советы с чувством глубокого превосходства! — Люся начала считать про себя до десяти, как делала близорукая Рита, если кто-нибудь орал на нее: «Ты что, слепая, что ли?!»

Досчитать удалось лишь до пяти: в баре неожиданно появился тот, кого Люся часто видела издалека и каждый раз старалась обойти стороной. Спрятаться было некуда. Не под стол же лезть?

Заговорщически подмигнув ей и приложив палец к губам, он подкрался к Нонке сзади: «Хайль!» — и, чмокнув в макушку, скривился:

— Фу-у-у, что за гадость, этот ваш лак для волос!.. Привет, девчонки!

Перепуганная Нонка, увидев, кто это, сразу расцвела в улыбке:

— Наши люди в Голливуде! Каким ветром вас занесло к нам, штурмбанфюрер? Все в «Экране» калымим?

— Яволь! — лихо щелкнул он каблуками, и Люся против воли подумала, что даже в грязном, разорванном мундире немецкого офицера, с «кровавой» повязкой на голове, с «синяками» и «кровоподтеками» он все равно был красивее всех.

— Совсем, девчонки, замотали нас ваши партизаны, чтоб им пусто было! Третий день допрашивают. Вот решил кофе выпить, пока не расстреляли… Вам что-нибудь взять? Давайте еще по стаканчику за компанию?