все мужчины выносят женские слезы. Моей дочке очень психолог помог, когда они малыша потеряли. Зять, конечно, не пошел к специалисту, а она ходила, и вполне успешно. Сейчас, по крайней мере, у меня уже двое внуков, — Лусине Суреновна погладила меня по руке и, пообещав девочку с капельницей, удалилась.

В одиночестве я попыталась собрать пазл прошедших суток. Хорошо помнились все события до приезда скорой. А кое-что хотелось бы развидеть, но, увы.

Дальше шло фрагментами. А когда казалось, что какой-то кусочек вот-вот выплывет из мутного наркозного небытия, то обида, боль и слезы душили так, что ну бы его на фиг, это воспоминание.

Очень тихая и вежливая, но настороженная медсестра оперативно установила и подключила систему.

— Примерно на полчаса. Если что — зовите, — махнула на тревожную кнопку на стене и удалилась.

Не успела я устроиться так, чтобы хоть тело болело меньше, как с водой и едой явился Кирилл.

— Ты не волнуйся, я все узнал: тебе поесть можно будет через три часа. Лежи, пока капает, потом я тебя в процедурный отведу, — сын определил миски на столик, а сам устроился около меня.

Глядел такими несчастными глазами, что я и рада бы промолчать, но… он заслужил правду. Какой бы больной и страшной она мне ни казалась.

— Милый, ты же знаешь, что я тебя очень-очень сильно люблю?

Как Кирилл насторожился, ужас.

— И этот факт ничто не изменит. Ты мой самый любимый мальчик, мой сын.

Глаза блестят, зубы сцепил, сопит.

Мое сокровище.

Больно. Как же больно…

— Но ты ведь взрослый и умный? Ты же понимаешь, что я больше никогда не смогу быть и жить рядом с твоим отцом? Не после того, что он сделал?

Кивает, а в глазах паника.

— Когда я выйду отсюда, мне нужно будет найти квартиру, закрыть больничный и уволиться с работы…

— Не надо, — ох, а чего так мрачно-то?

Кир взял в ладони мою свободную от системы руку, сжал, согревая:

— Мам, я все решу. Отец отдал дом мне, тебе будет платить типа алименты на меня. Ты можешь не увольняться, деньги будут.

Как быстро повзрослел мой малыш.

Одна мать лишила его нормального детства, а вторая, самопровозглашенная — юности.

— Прости, милый. Ты не должен был окунаться во все это взрослое дерьмо. Прости, мой хороший.

Кир опять свалился со стула на пол и приблизил лицо к моему:

— Мам, я виноват, не ты. Твоей вины в том, что ты настоящая, искренняя, честная и доверчивая — нет. Ты лучшая, знаешь?

Всхлипнула, а он осторожно вытер мои слезы салфеткой.

— Я с тобой. Останемся ли мы в доме, или будем искать квартиру — все равно. Я живу с тобой, понимаешь? Жизнь — боль, мои родители разошлись и я остался с мамой. Так понятнее?

Сказать, что мне когда-то в жизни было так радостно и больно одновременно? Нет. Не было.

Будто на смердящем, страшном пепелище, среди острых обломков и обугленных останков, пророс прекрасный цветок.

Дух захватывает от боли и нежности.

— Моя радость! — шепчу сквозь слезы, а он наклоняется ближе и прячет хлюпающий нос у меня на плече.

Такое пронзительное, острое, объединяющее мгновение.

Никогда его не забуду.

Столько у меня за годы с Зарецкими было запоминающихся событий и моментов, а сейчас всплывает лишь несколько: вот я возвращаюсь из Института и меня встречает маленький, несчастный, ждущий маму Кир; вот соревнования, после моей защиты, когда он впервые назвал мамой меня; вот Олег обнимает меня на берегу озера и обещает настоящую сказку. И ведь не обманул — сказка у нас вышла классическая: чем дальше, тем страшнее.

А вот тот момент, который я считала самым невероятным и счастливым, буквально исполнением заветной мечты: мы стоим у входа в наш собственный дом.

Да, а ведь все эти мгновения счастья связаны с ним. С моим сыном.

Вот он — мой якорь, мой путеводный маяк, моя сила.

Мой такой уже взрослый сын.

Защитник.

Помощник.

— Мы справимся, мам, — бурчит Кирилл. — Насрать на него. Сейчас тебе надо поправиться, потом решить, где мы живем, а там я пойду учиться, а ты — на кафедру. Звали же на исследования? Или в мэрию, на госпрограммы? Не пропадем.

Это точно.

Мы — есть, а значит, не пропадем.

Глава 23: Мы выживаем, мы учимся заново

«И мы ускользаем… Мы учимся заново

Вставать, улыбаться, любить и дружить.

Нам кажется, будто мы сдали экзамены

На тему: «Как выжить и снова зажить»…»

Анна Островская «Скрипач»

Бессилие.

Обида.

Боль.

Горечь.

Постоянные вопросы: «За что?», «Почему?», «Ну, как же так?» — то, что наполняло мои дни в больнице, не считая лечения.

Было тяжело, маетно, нервно и слезливо.

Утомительно.

Держалась я за Кира, вернее, за его присутствие, потому что раскисать мне было категорически нельзя. Мы будто бы с ним окончательно сонастроились и если я начинала впадать в пучину горя и страданий, то с сыном происходило то же самое. Поэтому я бодрилась, строила планы, записывала важные моменты и некоторые даже с ним обсуждала.

С Кириллом мы были, как две пошатнувшиеся конструкции, подпершие друг друга. И не рухнувшие только за счет этого.

— Мне так жаль, что твой праздник мы проводим здесь, милый, — печально заметила накануне Кирюшиного дня рождения.

Я так мечтала отметить в этом году событие ярко, чтобы восемнадцатилетие моей крошки запомнилось. Думала на море устроить ему вечеринку с тортом в три этажа, фейерверком и воздушными шарами, а теперь что?

Сын хихикнул, устроился на стуле около моей кровати и заметил:

— Ну, мам, этот раз точно больше впечатлит, чем обычный праздник в ресторане, на турбазе с шашлыками или дома с тортом. Такого у нас еще не было…

— И, даст бог, не будет, — хмыкнула.

Ребенок тут же насторожился:

— Ты за что переживаешь?

— Это день твоего рождения, а у тебя есть родитель… — начала осторожно, потому что сама была вообще против их общения: еще научит сына всякому гадкому.

— На хрен его. Даже не думай! Вот еще. Знаешь, где я его видел? — сын рыкнул и воззрился на меня негодующе.

Фыркнула и, логично для юношеского максимализма, предположила:

— В белых тапочках?

— Не, в баре с бабами… ты не расстраивайся, мы же решили, что ну его к демонам? — Кир вопросительно на меня глянул, а я вспомнила, что он вчера выбегал на встречу с приятелем и в институт с документами.

Кстати, вернулся обратно на Кеше и устроил того на стоянку клиники. Нам теперь