– С Борисом Груммом, я тебе о нем рассказывала.

– Я не помню.

– Он театральный художник, сделал несколько последних спектаклей в экспериментальном театре у Дрожева. Между прочим, он из Риги. Но уже лет восемь работает в Москве.

– Хм… Хорошо. У тебя с ним роман?

– Нет, какой роман! Мы как-то встретились. Потом снова, и решили, что хорошо бы пообщаться о том, о сем, о разном. Без спешки. Вот и все.

– У него семья?

– Ну, да. Конечно. Точно я не знаю, но, по-моему, у них дом в Майами. Там и его дочка, и внучка, и жучка.

– Ну что же… молодец… но ты мне о нем не рассказывала. Я бы запомнила.

Дверь в комнату Греты была открыта, и Симоне было слышно, как Грета говорит по телефону.

– Юрий Маркович? Юрочка, привет, дорогой. Да, я. Узнал? Ха-ха-ха. Я и так богатая! Юр, я насчет пригласительных билетов. Есть один. Это точно. Второй – может быть, но пока не сто процентов. Понимаю! А ты скажи ей, что там будет скучно и нудно. И уйти раньше времени не дадут. Шучу, шучу! Ладно, Юр, я тебя бросаю. Увидимся. Не за что. Я тебя тоже. Пока.

– Здравствуйте, Реваз Николозович! Это Грета. Не узнали? Отлично! Буду богатая! Реваз Николозович, у меня образовался один лишний билет, я подумала о вас. Вы тогда говорили… А-а, уже не нужно. Ну, я очень рада. Просто я вспомнила, что вы… Да, я буду. Обязательно! Привет Тамрико!

– Будьте добры Федор-Кириллыча! Федь, привет, это я. Я тоже рада, но я по делу. Есть лишний билет на открытие. Ты как? Тысячу долларов! Ну, конечно, бесплатно! Начало в двенадцать. Нет, опаздывать неприлично. И нет смысла. Подумай, но недолго. Пять минут. Хорошо. Перезвони мне.

– Игорь Леонидович, здравствуйте, это Грета. А Маша дома?…

«Ей даже в голову не приходит предложить билет мне. Я бы, может, и не пошла бы. Но почему бы и нет? Я так давно нигде не была. Сижу целыми днями одна. Сказать ей?»

Грета вышла из комнаты и внимательно посмотрела на сестру.

– Что-то случилось?

– С чего ты взяла?

– У тебя расстроенный вид.

– Нет. Все в порядке.

– Представляешь, никак не могу пристроить пригласительный билет на открытие выставки для узкого круга. Есть такой художник – Глеб Мешков, он очень талантливый, но немного не в себе. Не смотрит чужих работ, сам нигде не выставляется годами. Но иногда его жена устраивает такой закрытый показ. Некоторые считают, что это все пиар. Не знаю. Он все-таки странноватый. Но талантливый. Слушай, Симона, а может, ты хочешь пойти? Это будет послезавтра в двенадцать.

– Нет, спасибо. Я… занята в это время. Если бы она сразу мне предложила, я бы, конечно, пошла, а так – напоследок, когда все отказались – нет, не хочу.

– Жаль, тебе было бы интересно. Ладно, на крайний случай, остался Никита. Но если надумаешь, скажи мне, а я сейчас буду дальше звонить.

Что значит – на крайний случай? Она, что, идет без Никиты? Что происходит?

– Я не поняла, Грета, ты идешь без Никиты?!

– Да. А что?

– Ну, это как-то…непонятно.

– Ну, почему? Это все-таки необычная выставка, для узкого круга. Никита пока еще не искусствовед, не эксперт. Я бы очень хотела, чтобы он стал таким высоким профессионалом, но пока еще этого нет. И не очень прилично вести его на закрытый показ.

Симона вышла из стеклянного магазина «Продукты», открывшегося вместо старой любимой булочной, и неторопливо направилась домой. Последнее время она все чаще предпринимала такие прогулки. Они создавали видимость необходимости выйти на улицу. Симона давно никуда не ходила, нигде не бывала, а работу она в основном брала на дом и поэтому резче ощущала свою изоляцию, свою оторванность от жизни. Она медленно шагала по знакомому маршруту, намеренно растягивая его. «Что там у нее случилось с Никитой? Ведь явно что-то изменилось. И он уже несколько дней не заходит. И на выставки она его не берет. Может, она разочаровалась в Никите? Но с чего вдруг?» У Симоны было ощущение явного подвоха, как бывает, когда смотришь карточные фокусы. Если бы Грета сказала – знаешь, Симона, ты была права, я в Никите разочаровалась и не хочу больше быть посмешищем – Симона бы все поняла и… была бы рада. Рада за нее. Но Грета вела себя так, словно она сама пришла к этому решению, и не было никаких разговоров с Симоной, никаких ссор и скандалов. Ученик усвоил урок, и теперь это его знания, его ум. А учитель вроде бы ни при чем. Так не поступают. Это некрасиво по отношению ко мне. Непорядочно. Неблагодарно.

Симона была раздосадована. Ей было жалко расставаться со своей правотой. Мучительно жалко. Как-то все складывается… не так…

И Никиту совсем не обязательно отдалять… надо просто знать меру во всем. А то сначала его вознесла на вершину, а теперь – «он еще не эксперт». И этот …как его? Грумм. «Я тебе говорила». Ничего она мне о нем не говорила. И наверно, опять затевается роман. И конечно, у него семья. «В Майами!» Вот именно, что в Майами! Как же у нее это получается? Что они в ней находят? Ведь старая уже…баба! А я… у меня никого, сижу целыми днями дома. Только соседки заходят. У всех своя жизнь. Галю вообще не вижу сутками. Мама, привет – мама, пока. Спрашиваю, как дела – все нормально. А у меня как дела? Почему никто не спросит? Что я думаю, что я делаю? Как я себя чувствую, наконец? Может, у меня что-то болит. Это никому не интересно. Я совсем одна. Скоро день рождения – некого пригласить. Нет друзей. Даже перед соседями неудобно. Тяжело. Ну, ничего не поделаешь…Ох, Сеньке забыла купить корм. Ладно, на сейчас хватит. Вечером куплю.

Никита встретил своих одноклассников, которых не видел с момента окончания школы. Неожиданно для себя он был рад встрече. Они зашли в кафе-бар, выпили пива, а потом гуляли по улицам, вспоминали учителей, девчонок, рассказывали о себе. Никита на вопрос «ты сейчас с кем?» ответил уклончиво «есть кое-кто».

– Слушай, чувачок, а мне тут вроде говорили, что тебя видели чуть ли не в обнимку с одной престарелой мадам… А?

Все парни заинтересованно смотрели на Никиту.

Он усмехнулся.

– Что «а»? Гон все это.

– Да ладно! Гон! Сам не гони! Кто она?

– Да у нас с ней …деловые отношения.

Парни загоготали.

– Знаем мы твои деловые отношения! Препод, что ли?

– Да какой препод! Она редактор в одном журнале. Она клевая. Но это не то, что вы думаете.

– А сколько ей? Ну, в смысле возраста?

– Много.

– Сороковник?

– Какая разница? Больше.

– Больше?! Ну, ты даешь! Че ты с ней делаешь-то?