Отец вышел на крыльцо, а двор вовсю заливал свет фар. По всей округе гавкали собаки, в соседских домах дрожали занавески.

Мягко отстранив мать, Кирилл вышел и встал бок о бок с отцом. К дому, рыча на всю округу, медленно подъезжал мотоцикл. На нем сидели двое, и стоило байку остановиться, как на землю слезла тонкая фигурка. Под плащом с капюшоном мелькал фартук горничной. Искусанные розовые губы дрожали.

— Вы кто?.. — выпалил отец, и, немного помявшись, гостья направилась к ним.

При виде Кирилла она откинула капюшон — в тусклом свете фонаря показались знакомые черты.

Охнув, парень сбежал с крыльца.

— Лиза! — воскликнул он, и девушка, обливаясь слезами, бросилась к нему в объятия.

Пока он целовал ее мокрые щеки и слушал сладкий шепот, время совсем остановилось. Никто из родных не произнес ни слова.

Открыв глаза, Кирилл увидел на байке низенькую девушку заморской внешности. Вся в черном, за плечом висит меч, глаза узкие и тоже черные, так и мелькают из тени. Жуть, какая… Японка?

— Это она меня спасла, Кир, — шепнула Лиза. — Она хорошая, и Илья Тимофеевич тоже хороший. С ними я буду в безопасности, не переживай.

Затем девушка разжала объятия и, крепко поцеловав Кирилла в губы, вернулась к японке.

— Что?.. — слетело с губ Кирилла, но Лиза уже уселась обратно на байк и обхватила подругу за талию.

— Илья Тимофеевич просит ответить на звонок, — сказала японка на чистом русском языке.

Взревел двигатель, и мотоцикл, резко развернувшись, рванул прочь. Кирилл протянул руку, но обе мотоциклистки уже исчезли за забором. Огоньки фар еще долго мелькали между деревьями, а затем пропали в лесу. Гавканье шавок еще долго будоражило деревню.

— Да… — пробормотал отец, который так и не сошел с места. — Дела.

Тут из дома раздался телефонный звонок.

* * *

— … если у вас в подполе припрятан пулемет, то советую его почистить. На всякий случай, — сказал я, накручивая провод на палец. За окнами кабинета вставало солнце.

Вернувшись в Таврино, я приказал Аки довести Лизу до деревни и показать родным. Рассчитав примерную дорогу, я звякнул старосте. Он подтвердил, что они только что уехали.

— Но волноваться я бы не стал, — опередил я поток вопросов, готовый сорваться с языка Авраама Емельяновича, — ибо прошлой ночью Горбатов потерял весь свой нелегальный актив, и если барон и решится действовать в открытую, то либо будет гадить по мелочи, либо официально — с родовой войной и прочей чушью.

Метта прошерстила законы и вывела, что объявлять официальную межродовую склоку это геморой еще тот. Последствия неудавшийся родовой войны, к тому же объявленной без оговоренных в законах причин, могут ударить по нему так сильно, что барон и не оправится.

Ко всему прочему за всеми родовым войнами следят непосредственно в Петербурге, а иногда и Император лично. И поэтому…

— Последнее ему невыгодно, а то и прямо опасно, — продолжил я, — ибо тогда весь город встанет на уши и подключатся власти, а по закону никаких претензий ко мне у него нет, и быть не может.

— Разве что, сын, — заметила Метта. — Однако, если вскроются истинные причины его нахождения у тебя в усадьбе, то Горбатовых по головке не погладят.

Посему Роман Арнольдович связан по рукам и ногам. А значит, у него остается один единственный выход: только гадить и, возможно, отчаянно.

— Я понял, ваше благородие, — сказал староста после недолго молчания. — А насчет обороны: у нас в деревне есть хорошие бойцы, но их мало… Если на вашу усадьбу снова нападут…

— То мы сможем отбиться сами. Сейчас вам лучше латать дыры в собственных стенах на случай, если барон сойдет с ума. Начните с забора, расставьте дозорных, оборудуйте в случае чего отход в лес и… проверьте нет ли среди соседей крыс, которые могут сливать Горбатовым сведения.

Староста закашлялся. Думаю, он и без меня знает, кто может на них работать.

— И отправь кого-нибудь, — продолжил я, — чтобы пошуровал по округе и посмотрел, нет ли нигде незарегистрированных телефонных устройств. Самое верное средство. Не голубей же они им шлют?

— Понял. У меня есть на примете один негодяй…

— Насчет Лизы можете не волноваться — у нее с головы и волосок не упадет. Девушек у меня служит вагон, скучно ей точно не будет. Если заявятся Горбатовы, вы ее не видели.

— Хорошо.

Попрощавшись со старостой, я положил трубку и откинулся в кресле.

Нет, оставлять деревню в таком дерьмовом состоянии нельзя. Надо бы связаться с Ленскими и срочно вытаскивать Тому с Яром и остальных знакомых из теплушки. После инцидента прошлой ночью очень вряд ли лисичка останется работать горничной у Филиппа Михайловича. А за ней точно увяжутся и остальные.

Да и про меч поинтересоваться не лишнее. А ведь еще мы взяли чужой мотоцикл… Да и Яра ли этот байк? Что-то сомневаюсь, что за два дня в Тварино он умудрился заиметь такого монстра.

Я снова взял трубку и набрал номер Ленских. Занято, как и десять минут назад. Зараза! Как бы не случилось чего…

Хотел же вернуться к ним, но с беглянкой особо не поездишь. Пришлось сразу ехать в Таврино, а тут тебе проблем выше крыши. Да и рука эта — ее в срочном порядке нужно отращивать до нормального состояния, а то весь процесс пойдет насмарку. Кстати…

— Продолжим? — появилась рядом Метта, и я вернул руку на подушку на столе. — Немного отдохнули и снова за дело!

Изрядно «разжиревшая» Шпилька запрыгнула ко мне на ладонь, а затем распалась на жучков. Все они облепили мою многострадальную руку, и начали ваять.

Поморщившись, я постарался расслабиться. Даже с учетом огромных запасов энергии кристалла, процесс выходил довольно болезненным.

Еще и алое сияние режет глаза. С момента отъезда артефакт стал вдвое ярче. По слегка потрескивающей поверхности продолжали ползать паучки Вен. Еще чуть-чуть, и они закончат реабилитацию. Черноты внутри сильно поубавилось, и в этом хранительницам «помогли» парни Горбатовых — избавляться от трупов пришлось как раз с помощью этой негативной энергии.

Но это еще не все — артефакту требовались внешние вливания, и много. Значит, придется раскошелиться на геометрики.

— Вот только денег у нас почти нет, — сказала Метта.

Угу, если не считать счета Онегина в банке. Но до него еще поди доберись. Я