Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Критика критике рознь. «Критикой» второстепенных моментов можно уводить от главного и, действительно, одурачить. Скажем критикой того, что в СССР нет колбасы в магазинах, увели от того, что покупательная способность граждан СССР велика, то есть на руках у них больше денег, чем товаров. Сегодня граждане СССР потребляют мяса в два раза меньше, а колбаса в магазинах лежит, так как у покупателей нет денег. Но ведь тогда, в 1991 году можно было просто поднять цена на колбасу, и она бы лежала в магазинах. А так, под прикрытием критике о колбасе, уничтожили плановость и, как следствие, производство мяса наполовину.
Автор Протоколов это отлично понимает и, возможно, один из первых в истории на этот пропагандистский прием указывает:
«…Мы присвоим себе либеральную физиономию всех партий, всех направлений и снабдим ею же ораторов, которые бы столько говорили, что привели бы людей к переутомлению от речей, к отвращению от ораторов.
…А тут пресса отвлечет мысли на новые вопросы (мы ведь приучили людей искать все нового). На обсуждение этих новых вопросов набросятся те из безмозглых вершителей судеб, которые до сих пор не могут понять, что они ничего не смыслят в том, что берутся обсуждать.
…Чтобы взять общественное мнение в руки, надо его поставить в недоумение, вызывая с разных сторон столько противоречивых мнений и до тех пор, пока гои не затеряются в лабиринте их и не поймут, что лучше всего не иметь никакого мнения в вопросах политики, которых обществу не дано ведать, потому что ведает их лишь тот, кто руководит обществом. – Это первая тайна».
Так что не критика сама по себе страшна, страшно ее массовое использование для отвлечения внимания от главного. Это действительно тайна, поскольку это мало кто понимает. И все это обилие информации, а на самом деле информационного мусора, воспринимается, как свобода слова, хотя на самом деле, это удушение свободы слова в информационном мусоре.
Вот в Чили пришел к власти Пиночет, которого практически все называли фашистом, поскольку он таковым и был, и судили его впоследствии за это. Что там произошло с прессой после расстрела левых журналистов? Эксперт Центра новой социологии А. Тарасов так пишет об этом:
– На смену серьезным изданиям пришли развлекательные, на смену проблемным радио- и телепрограммам – «мыльные оперы» и бесконечные ток-шоу. Крупнейший в Чили национальный газетный концерн «Меркурио – Зиг-Заг», принадлежащий ультраправым (у директора «Меркурио» Рене Сильвы Эспехо была кличка Старый нацист), принялся заполнять рынок бульварной, но «идеологически правильной» продукцией, проявляя чудеса маркетинга в области «узкой специализации»: так, журнал «Эва» печатал исключительно бульварные романы для домохозяек, журнал для подростков «Сине Амор» восхвалял второсортную голливудскую кинопродукцию и т. д.
Перуанский профессор Висенте Арельяно, специалист по СМИ стран «южного треугольника», так описывал в 1982 г. в журнале «Аурора» свои впечатления от посещения Чили: «Во-первых, чудовищно понизился профессиональный уровень журналистов… пришло новое поколение… молодых и совершенно некомпетентных… особенно это заметно в статьях по экономике, по гуманитарным наукам и вопросам культуры… Они не владеют специальной терминологией, путают «кадастр» с «секвестром»… и совершенно искренне пишут, что «по указанию марксистского Интернационала, как известно, некий Дарвин придумал, что человек вовсе не создан Господом, а возник как плод противоестественной связи разных пород обезьян»…
Во-вторых, чудовищно деградировал язык. Он не только предельно засорен языком янки, но и предельно унифицирован… Новые чилийские журналисты никогда не читали Пабло Неруду и даже не слышали о существовании Гарсиа Маркеса, Астуриаса или Алехо Карпентера.
В-третьих, чудовищно понизился умственный уровень. Журналистика в Чили (если речь не идет о подпольных изданиях) более не является сферой приложения интеллекта… Теперь востребована посредственность; банальность наслаивается на банальность; репортаж или перевод с английского сплетен о жизни голливудских кинозвезд не требуют ума… В профессиональном и интеллектуальном плане это – катастрофа…».
Но ведь, это же буквальное описание нынешнего состояния российской прессы! Но об этом позже.
Интересно, что автор писал Протоколы, когда еще и мыслей не было не только о телевидении, но и о радио. И тем не менее: «Чтобы они сами до чего-нибудь не додумались, мы их еще отвлекаем увеселениями, играми, забавами, страстями, народными домами… Скоро мы станем через прессу предлагать конкурсные состязания в искусстве, спорте всех видов: эти интересы отвлекут окончательно умы от вопросов, на которых нам пришлось бы с ними бороться. Отвыкая все более и более от самостоятельного мышления, люди заговорят в унисон с нами, потому что мы одни станем предлагать новые направления мысли… конечно, через таких лиц, с которыми нас не почтут солидарными». Кто почтет Якубовича с его «Полем чудес» или Собчак с ее «Дом-2» солидарными с правящим в России режимом? Они же свободные журналисты! А, на самом деле, как видите, их задача отучить людей и отвлечь их от самостоятельного мышления по вопросам политики.
Но и это только цветочки. Вдумайтесь в то, что пишет автор Протоколов.
«Литература и журналистика – две важнейшие воспитательные силы, вот почему наше правительство сделается собственником большинства журналов. Этим будет нейтрализовано вредное влияние частной прессы и приобретется громадное влияние на умы… Если мы разрешим десять журналов, то сами учредим тридцать и так далее в том же роде. Но этого отнюдь не должны подозревать в публике, почему и все издаваемые нами журналы будут самых противоположных по внешности направлений и мнений, что возбудит к нам доверие и привлечет к ним наших, ничего не подозревающих противников, которые, таким образом, попадутся в нашу западню и будут обезврежены.
На первом плане поставятся органы официального характера. Они будут всегда стоять на страже наших интересов, и потому их влияние будет сравнительно ничтожно.
На втором – станут официозы, роль которых будет заключаться в привлечении равнодушных и тепленьких.
На третьем – мы поставим как бы нашу оппозицию, которая хотя бы в одном из своих органов будет представлять собой как бы наш антипод. Наши действительные противники в душе примут эту кажущуюся оппозицию за своих и откроют нам свои карты.
Все наши газеты будут всевозможных направлений – аристократического, республиканского, революционного, даже анархического – пока, конечно, будет жить конституция… Они, как индийский божок Вишну, будут иметь сто рук, из которых каждая будет щупать пульс у любого из общественных мнений. Когда пульс ускорится, тогда эти руки поведут мнение по направлению к нашей цели, ибо разволновавшийся субъект теряет рассудительность и легко поддается внушению. Те дураки, которые будут думать, что повторяют мнение газеты своего лагеря, будут повторять наше мнение или то, которое нам желательно. Воображая, что они следуют за органом своей партии, они пойдут за тем флагом, который мы вывесим для них.
Чтобы направлять в этом смысле наши газетные милиции, мы должны особенно тщательно организовать это дело. Под названием центрального отделения печати мы учредим собрания, в которых наши агенты будут незаметно давать пароль и сигналы. Обсуждая и противореча нашим начинаниям всегда поверхностно, не затрагивая существа их, наши органы будут вести пустую перестрелку с официальными газетами для того только, чтобы дать нам повод высказаться более подробно, чем мы могли бы это сделать в первоначальных официальных заявлениях. Конечно, когда это для нас будет выгодно.