– Генерал, с удовольствием представляю тебе своего друга Сенахтенру – он врач Уасета, пошел по стопам отца. – И начал перечислять титулы Хоремхеба. – Командир северных и южных армий Фараона, Первый…

Я обратил внимание, что у Хоремхеба глаза, словно у птицы, широко раскрыты, а радужки так же черны, как и зрачки, из-за чего в глазах не видно глубины. К тому же он такой рослый, что только один человек оказался выше него. Нубиец.

– А ты такой маленький, – сказал мне Хоремхеб. – Хозяин столь высоко отзывается о твоем мастерстве, что я ожидал увидеть человека по меньшей мере вдвое выше.

Я рискнул посмотреть на Мену и увидел, что тот разулыбался, как дурак.

– В таком случае, Генерал, он нас обоих сбил с толку. Меньше всего ожидал обнаружить в тебе чувство юмора. – Командир Армий Фараона закрякал, словно гусь, а румяное лицо Мены стало еще ярче.

Он поспешил представить остальных гостей, оставив нубийца напоследок.

– И мой помощник Принц Сенмут, сын Царя Анибы. – Мена часто рассказывал о своем юном ассистенте, но никогда не упоминал его царского происхождения или того, что он родом из провинции, лежащей выше Первого Порога. Но Сенмут не завязывал волосы над ушами, как его соотечественники, и кожа у него черная как ночь, а не смуглая. К его счастью, у него широкий рот и прямой нос, ибо это предполагает, что его предки произошли из Пунта, земли, лежащей вдоль устья Красного моря.

Мена провел меня через сад к группе мужчин, собравшихся вокруг Верховного Жреца; среди них был и Рамос.

– Помнишь, я говорил о своем враче, Сенахтенре, – сказал он Паранеферу.

– Суну, – произнес Верховный Жрец, ставя меня на место. Крошечные красные червячки скрючились под кожей его мясистого носа, желтые ногти загибались – оба эти признака свидетельствовали о том, что его время в этом мире подходит к концу.

Мы пошли дальше, и Мена заговорил о гробнице, которую Паранефер строит на Месте Истины.

– Это без преувеличений пирамида, хоть и маленькая по сравнению с древними. Паранефер заявляет, что ему нужен лишь вид на северный храм Амона, но, по-моему, он хочет оставить напоминание тем, кто захватит власть Амона, что именно он делает людей богами.

– Он может сойти за брата Фараона, который перешагнул через стены не одного храма, так что, возможно, у него есть причины подражать древним.

– Тенра, тебя, как и всех, завораживают интриги, хотя ты уверяешь в обратном. – Тут мы оба заметили, как Мену манит к себе Шери. – Значит, ты вполне можешь сам с кем-нибудь побеседовать, пока я выясню, чего надо моей жене. Я вижу, что Сенмуту наскучила политика, и теперь он смотрит на танцовщиц. Пойди поговори с ним.

Для танцоров и музыкантов веревкой отгородили участок луга за облицованным плитками прудом. Пламя факелов тоже плясало в такт музыке, а ветви пальм качались на вечернем ветерке, как ленивые веера. Даже служанки, изгибаясь ходящие мимо гостей Мены, двигались под музыку, предлагая гостям финики в корице, виноград и нарезанную дыню или обжаренные шарики из бобовой пасты.

Казалось, Сенмута особенно заинтересовала одна танцовщица, которая двигалась в такт увеличивающемуся темпу, совершая все более откровенные эротические движения.

– Видишь ее ногу? – спросил он, заметив меня.

У девушки, на которую он показал, на бедре была татуировка в виде бога Бэса[36], в остальном же она походила на других танцовщиц – с одинаковыми полыми бусами вокруг бедер.

– На удачу, – сказал я, подтверждая очевидное.

– Она ей пригодится. Посмотри на позвоночник, слева от ямочки. Нога с татуировкой короче второй, хотя сейчас молодые гибкие мышцы компенсируют это. Но через несколько лет она изогнется, как старая карга. – Я понял, что юноша прав. – Что бы ты сделал, чтобы предотвратить это? – спросил он.

Когда он повернулся ко мне, меня снова поразило, насколько красиво его лицо.

– Если прикрепить что-нибудь к ноге, это лишь привлечет внимание к недостатку и положит конец танцам, – ответил я. – Ее не примут ни в какой дом удовольствий, и никто не захочет взять ее в жены, понимая, что этот недуг может перейти к детям. Как она будет зарабатывать на пропитание?

– Но вскоре она будет еле хромать, – отрезал Сенмут. – Как тогда она станет зарабатывать на пропитание?

– Если бы мне предоставили выбор, я бы пожил в свое удовольствие, пока это еще возможно, не начиная выравнивать ноги сейчас же и голодая. А ты? – Я держал его взгляд, желая заставить Сенмута признать то, чего он не хотел признавать – что подходящего решения нет.

– Возможно, – пробормотал он. – Но твой выбор мне не нравится. Это не маат.

– Именно, – согласился я, отбросив осторожность, так как впервые осознал, что как раз неугасаемое любопытство Сенмута и его презрение к невежеству привлекло Мену. – И отыскать лучшее решение мы можем, только научившись задавать правильные вопросы.

Он скромно улыбнулся:

– Я лишь хотел сам выслушать твои доводы. Для Мены твое имя слаще меда, особенно когда он рассказывает о ваших опытах. – Меня удивило, что Мена доверил ему такие секреты. – Я пришел сегодня сообщить, что сочту за честь, если ты позволишь мне помогать вам. Просто скажи, что надо делать.

– Я слышал, что хетты моют руки с золой растений, растворенной в воде, а вавилоняне готовят пасту для мытья, вываривая вместе оливковое масло, золу и соду. Возможно, тебе встретится человек, который знает, что лучше и почему.

Он кивнул и подождал.

– Можешь доверять мне, Сенахтенра. Правда.

В тот миг я чуть не сдался, но он чужой человек, а осторожность никогда не подводила.

– Кого из учителей Дома Жизни ты считаешь лучшим наставником? – спросил я, чтобы узнать, не ведет ли он со мной какую-нибудь игру.

– Хай-Мина, Главного Врача Юга, который определяет болезнь на ощупь и у которого прекрасная дочь. – И показал на Шери. – Но от Мены я узнал еще больше.

– А чьи знания показались тебе самыми бесполезными? – Это не простой вопрос – он покажет истинную сущность собеседника, что бы тот ни ответил.

– Вон тот, который стоит с Нетерхотепом и Аперией, смотрит на бабуинов. Разодетый как павлин – это сам Нетерхотеп, градоначальник Уасета. Я же говорю не о нем, а о Бекенхонсе, ответственном за обрезание мальчиков, которые должны будут стать жрецами.

– Но он жрец ка, а не врач Дома Жизни, – заметил я, – и он тебя не учил.

– Он показывал, как отрезать половые губы и секель, на женщинах из своего гарема, говоря, что это сделает их покорнее. Но ему нравится их калечить, поскольку, орудуя ножом, он проливал семя. Некоторым женщинам он отрезал все и запечатывал влагалище, оставляя лишь крохотное отверстие, не толще тростника, чтобы проходили моча и кровь. Мужу придется силой открывать такую женщину, а это не большое удовольствие для любого мужчины, кроме извращенных, вроде него.