Обезумев от ужаса, он дернул на себя рукоятку и выскочил наружу. Успел пробежать два шага, прежде чем удар сзади сбил его с ног, бросил на асфальт. Сначала одно, потом другое колесо проехалось по позвоночнику, ломая ребра, плюща все органы внутри. Поток крови изо рта хлынул на свежеподкрашенную разделительную полосу, голубые глаза вылезли из орбит…

— Не знаю, как мы попали в черный список.

Но мы там сидим в самых первых строчках. Разве только Гоблин впереди. Крутые свои майки вы еще можете сменить. Но «Уралы» есть «Уралы» — что один, что другой. Выточены под фирму, бросаются в глаза. Придется переходить на езду исключительно в темное время.

— В стиле нашего общего друга, — заметил Штурман. — С кем поведешься… Вернее, за кем погонишься…

— Шутки шутками, но пора уже перекусить, — похлопал себя по впалому животу неунывающий Майк.

— Ты давай не отвлекайся.

«Урал-Вояж» сел на мель: залез картером на кочку. Попробовали столкнуть — ни в какую.

Все-таки почти по сто двадцать килограммов на каждого. Саперная лопатка была одна на троих.

Сперва подкапывать взялся Штурман, потом Майку показалось, что дело движется слишком медленно. Теперь уже он скалывал по кусочкам сухую, затвердевшую от солнца землю.

— Пока масло поменяю, раз уж стоим, — Штурман присел возле своего «Волка», и скоро вниз полилась струйка густой черной жидкости.

— А я схожу затоварюсь, — Терпухин бросил взгляд в направлении трассы. — У кого какие предложения?

— Сам знаешь. Побольше калорий на единицу веса.

— Напорешься вдруг на сгущенку, бери банок десять. Если сварить, я за один присест три штуки раздавлю.

— Смотри, задница слипнется, — добродушно подшутил Атаман.

Сам он не был поклонником сладкого, но хорошо помнил по старым временам вареную в банке сгущенку коричневого цвета.

— Супчики там всякие рассуешь по карманам, — попросил более практичный Штурман.

Прихватив пустую сумку, Терпухин отправился к придорожному магазинчику. Затоварился и собрался уже на выход, как вдруг кто-то с громким возгласом схватил его за руку.

— Вот удача!

Знакомое лицо, совсем недавно попадалось на дороге. Кто ж это есть?

Синюшный след под глазом незнакомца помог памяти окончательно сработать. Вспомнились красная «Мазда», Катя с ее подарком, мужчина с расстегнутыми манжетами сорочки, пробитое колесо.

Он, муж… Его только не хватало.

— Чего это вы майку наизнанку носите? — собеседник Атамана признал свой товар.

Выглядел он совсем не агрессивно, сводить счеты за нокдаун явно не собирался.

— Не в том возрасте, — Может, и правильно. Моя фамилия Улюкаев.

— Терпухин.

— Не в службу, а в дружбу. В курсе, где она теперь?

— Так и не вернулась? Вот баба… Извини, друг, что так вышло. Я и ей сказал: знал бы, что муж, не стал бы встревать.

— Пустяки, дело прошлое. Долго она еще с вами пробыла?

— Всего ничего. Высадили за железнодорожным переездом.

— Точно? Вы не волнуйтесь, я вас в любом случае обвинять не стану.

Атаман не оскорбился из-за проявленного недоверия. Впрочем, мужика можно понять, он ничего о своем собеседнике не знает. Разве что с весомостью кулака познакомился близко.

— Точно. Даже удочку не закидывала, чтобы с нами поехать.

— А как вообще впечатление — был у нее в голове точный маршрут, знала, куда деваться?

Муж нервно почесывал то тыльную сторону ладони, то подбородок, то грудь под галстуком.

У Юрия уже рябило в глазах от этих суетливых движений.

— Похоже, нет. Ехала в одну сторону, потом развернулась вместе с нами в другую. «Мазду» бросила на дороге широким жестом.

— Она такая, — пробормотал муж, слегка прищуриваясь, будто образ жены замаячил вдалеке.

Атаман искренне посочувствовал бедняге. Врагу не пожелаешь любить такую взбалмошную особу.

— Огромная просьба. Здесь мой телефон, — муж достал из кармана визитную карточку, выронив на пол десяток точно таких же. — Она не знает, что такое осторожность, может в два счета попасть в плохую историю. Я не собираюсь применять силу, сажать ее под замок. Тогда я просто в шоке был — вот и сорвался.

— С вами и сейчас не все в порядке, — сочувствуя Улюкаеву, Атаман отказался от грубоватого «тыканья».

— Уговорю ее по-хорошему. Сейчас не то время, чтобы искать приключений. Другое дело, если у нее кто-то есть, если она поехала с кем-то жить… Если человек хоть мало-мальски надежный, я мешать не собираюсь, — муж отвернулся, чтобы спрятать увлажнившиеся глаза.

— Ладно, — пообещал Юрий. — Как только, так сразу.

* * *

Улюкаев перебывал у всех Катиных подруг, о которых знал. Но знал он далеко не про всех.

Катя легко сходилась-с людьми и снобизмом не страдала — среди подруг ее были портниха и продавщица, учительница музшколы и карточная гадалка.

Большинству из них полагалось бы завидовать ее машине, деньгам, в которых она не обязана была давать отчет своему благоверному, ее нарядам и красоте. Но Катя слишком подкупала своей доброжелательностью, пренебрежением к условностям. Она никого не стремилась использовать, подруг заводила из потребности в новизне, в общении.

Вернувшись в город, одну ночь провела у гадалки, слушая рассказы о старом времени, о том, какими раньше были мужчины. Вторую в аэропорту: уже купила билет в Москву, но в последний момент передумала и не пошла на регистрацию. Прогулялась по залу ожидания, с любопытством разглядывая дешевые товары в киосках.

Купила пестрый журнал с яркими фотографиями кинозвезд. Пролистала и отдала женщине, утверждавшей, что у нее украли паспорт. Та прилепилась как банный лист, рассчитывая сорвать подачку. Но Катя с прежней любезной улыбкой объяснила, что обратится сейчас к дежурному милиционеру.

«Пострадавшую» как ветром сдуло. Выбравшись на свежий воздух, Катя подсела к таксисту, чья очередь забирать клиентов была еще далеко. Тот поначалу принял ее за шлюху, но скоро наметанным глазом распознал, что имеет дело просто с неуемной особой, которой хочется жить полной жизнью, которой скучно все заранее запрограммированное.

Вместе покурили, послушали музыку в FM-диапазоне. Катя подремала немного на заднем сиденье, а таксист удивлялся сам себе, удивлялся тому, что испытывает к этой красотке чуть ли не отцовские чувства. Хочется укрыть ее чем-нибудь теплым, погладить по голове.