Мы уделили столько внимания болгаро-русским отношениям первой половины X века, поскольку их тогдашнее состояние во многом предопределило развитие событий на Балканах конца 960-х – начала 970-х годов, активным участником которых стал наш Святослав. Отмечу, что в историографии имеется еще версия о том, что Ольга крестилась в Киеве у местных христиан (то ли варяжского, то ли хазарского происхождения). Не может не привлечь наше внимание и сообщение источников об обращении Ольги к Оттону I с просьбой прислать священников на Русь и о неудачной миссии в Киев немецкого епископа Адальберта (о которой подробнее пойдет речь в пятой главе). Неоднократно в нашей историографии высказывалось также предположение о возможном участии в христианизации Руси беглецов из разгромленной венграми Великой Моравии.

Какие же причины привели к увлечению Ольги, а возможно, и других русских князей христианством? Раздумывая над этим, ученые быстро «переросли» наивные размышления о неожиданно снизошедшем на Ольгу вследствие проповеди какого-нибудь отважного подвижника веры озарении, заставившем ее мгновенно убедиться в ложности язычества и истинности христианства и превратившем кровожадную киевскую княгиню в смиренную вдову, терпеливо сносившую насмешки сына-язычника и проводившую все свое время, уговаривая его креститься. Как правило, за обращением варварских королей и князей в христианскую веру стоял трезвый политический расчет. В частности, болгарский каган второй половины IX века Борис-Михаил, отец вышеупомянутого Симеона, обратился к византийцам с просьбой о крещении из-за постигшего Болгарию страшного голода, рассчитывая получить от ромеев хлеб. Впоследствии он еще долго колебался между Римом и Константинополем, выбирая более щедрого «просветителя». Схожие искания пережила и Великая Моравия. Интерес русских «архонтов» к соседям-христианам также может объясняться какими-то политическими расчетами союза русских князей, расчетами, которые никого из них не могли оставить равнодушным. Стараясь разгадать цели визита Ольги в Царьград, историки то предполагали ее стремление укрепить мир с Византией, то принимали во внимание торговые, культурные, военные или территориальные интересы Руси. Предлагались и такие варианты: Ольга будто бы желала получить царский титул для себя или для сына или же стремилась женить Святослава на византийской принцессе (тогда его тем более логично было повезти с собой в Константинополь). Но все эти предположения построены на догадках. Отправляясь в Константинополь, Ольга могла как преследовать все эти цели, так и не преследовать ни одной из них. Сами по себе поездка в Царьград, встреча с греческим царем, крещение были полезны русской княгине, ибо способствовали ее выделению среди русской и славянской знати, возвышению над подчиненными Киеву землями…

Но вернемся к вопросу о посещении Святославом византийской столицы. Все-таки предположение о том, что «анепсием» Ольги был именно Святослав, недоказуемо. Источник ведь можно понять и иначе. Наличие в посольстве «людей Святослава», стоящих особняком и от людей Ольги, и от людей других русских князей, может определяться особым статусом Святослава на Руси. Но вот тут-то и возникает вопрос: что это за статус? Следует обратить внимание на распределение переданных византийской стороной даров внутри самого русского посольства. Г. Г. Литаврин разделил окружение Ольги, в зависимости от величины полученных даров, на семь ступеней: 1) «анепсий» (как считает исследователь, племянник княгини); 2) восемь «людей» княгини и шесть архонтисс – ее родственниц; 3) личный переводчик Ольги; 4) 20 послов, 43 купца и два переводчика; 5) священник Григорий и 18 наиболее видных служанок Ольги; 6) люди Святослава (по расчетам исследователя, их было пятеро); 7) шесть людей послов. Особого внимания, по мнению Литаврина, заслуживает место в семиразрядной табели о рангах, отведенное «людям Святослава». Оно «неожиданно низко: представители Святослава поставлены на четыре ранга ниже людей Ольги, во столько же раз меньше сумма денег, им выплаченная, их социальный статус уступает даже статусу „отборных служанок“ и священника Григория».

Впрочем, мы не знаем, сколько «людей Святослава» участвовало в путешествии в Царьград. Он явно послал не одного человека, и можно подумать, что в сравнении с послами прочих «архонтов Росии» его люди сообща получили гораздо большую сумму. Наконец, то, что люди Святослава особо выделены ромеями, говорит о их особом статусе и в глазах византийской стороны. Возможно, величина даров, полученных людьми Святослава, объясняется тем, что сам князь мог чем-то не нравиться ромеям (возможно, своим отношением к ним или к христианам вообще?). Известно, что византийцы демонстрировали свое отношение к иностранным послам, умело играя на размерах передаваемых им даров и условиях их содержания. Вероятно, не случайно суммы, переданные Ольге и ее «анепсию» 18 октября, значительно уменьшились в сравнении с 8 сентября, а у остальных послов «архонтов Росии» остались прежними – по 12 милиарисиев. Что-то изменилось, и не в лучшую сторону, в отношении греков к главам русского посольства к концу визита…

Завершая разбор истории посещения русами Византии, мы можем констатировать, что именно Ольга возглавляла посольство, именно она явилась в императорский дворец в окружении родственников, послов и купцов, именно ее поддерживали русские князья, именно она вела долгие переговоры с императором Константином, и именно ее ромеи называли «архонтиссой Росии» – тем титулом, которым называли когда-то ее мужа Игоря. К 957 году перехода власти над Киевом к Святославу так и не произошло. Если же признать, что «анепсием» на приемах в Константинополе был назван Святослав, его низкий статус в сравнении с Ольгой будет еще нагляднее. Не мог правитель Киева получать суммы меньше своей матери! Русами управлял княжеский союз во главе с Ольгой, которая уже давно не могла считаться регентшей Святослава.

Но возможно ли, чтобы женщина в кровавом X веке занимала положение правительницы, надолго потеснив мужчин (не только племянников мужа, но и сына) и даже заставив их подчиняться себе? Вполне! Тот же русско-византийский договор 944 года позволяет утверждать, что женщины активно участвовали в политической жизни Руси: ведь его подписали наряду с князьями-мужчинами и несколько женщин – Ольга, Предслава и Сфандра. Для того чтобы участвовать в подписании внешнеполитического договора подобного уровня, женщина должна была управлять каким-нибудь городом, иметь дружину, словом, делать все то же, что и князья-мужчины. Ольга еще до гибели мужа самостоятельно владела Вышгородом. Предслава и Сфандра – вдовы или дочери князей – вероятно, также располагали самостоятельными владениями. Можно вспомнить женщин – княгинь и боярынь – чуть более позднего времени. Например, Рогнеду, гордую полоцкую княжну, семья которой была истреблена новгородским князем Владимиром Святославичем, а сама она силой взята убийцей ее родных в жены. Она берется за нож, чтобы отомстить презревшему ее супругу, терпит неудачу и, высланная мужем, оказывается правительницей Изяславля, воспитывает сына. Или мать Феодосия Печерского – боярыню, оставшуюся после смерти мужа с сыном-подростком на руках, но вступившую в управление владениями покойного супруга, направлявшую рабов на работы, надзирающую за хозяйством и воспитывающую горячо любимого наследника. Любопытно, что мать будущего святого, недовольная его смиренным образом жизни, «упрашивала его одеться почище и пойти поиграть со сверстниками. И говорила ему, что своим видом он и себя срамит, и семью свою. Но тот не слушал ее, и не раз, придя в ярость и гнев, избивала она сына, ибо была телом крепка и сильна, как мужчина. Бывало, что кто-либо, не видя ее, услышит, как она говорит, и подумает, что это мужчина». В результате такого воспитания из тихого и терпеливого отрока в конце концов получился деловитый игумен Киево-Печерского монастыря, активно вмешивавшийся и в междукняжеские отношения. Ольгу с матерью Феодосия разделяет менее ста лет, а с Рогнедой – и того меньше.