7 октября. Сегодня вечером бал! Сейчас раннее утро, и солнце светит так ярко, как не светило уже давно. Может, по утрам оно всегда такое яркое, просто обычно в это время я еще сплю. «Ох, девочки, как вы много пропускаете, потому что не хотите рано вставать!» – часто сетует мама Каролины, хотя она – самая снисходительная мать на свете. Беда в том, что просыпаешься рано как раз тогда, когда стоило бы поспать подольше; например, сегодня, перед балом. Сейчас, когда я это пишу, нет никаких сомнений – весь день я буду, что называется, комком нервов, а когда все наконец закончится, свалюсь без сил. С этими балами всегда так. Хорошо еще, что послезавтра воскресенье.

8 октября. На балу я познакомилась с мужчиной, который, признаюсь без обиняков, возбудил мой интерес; а есть ли что-нибудь важнее этого, как вопрошает миссис Фремлинсон в «Надежде и отчаянии сердца». Обожаю эту книгу и не стыжусь в этом признаться.

Кто бы мог в это поверить? Совсем недавно, когда я еще спала, раздался стук в дверь – достаточно громкий, чтобы меня разбудить, и в то же время осторожный и деликатный, и в комнату вошла графиня собственной персоной. На ней было восхитительное утреннее неглиже, нежно-розовое и лиловое, а в руках она держала поднос с тарелками и чашками, то есть с полным иностранным завтраком. Откровенно говоря, нынешним утром я готова была уничтожить полный английский завтрак. Так или иначе, со стороны очаровательной графини то было чрезвычайно трогательное проявление заботы. Ее темные волосы (хотя и не такие темные, как у большинства итальянок) еще не были уложены в прическу и густыми прядями обрамляли красивое, хотя и грустное лицо; я заметила, впрочем, что пальцы графини уже унизаны кольцами, посверкивающими в лучах утреннего солнца.

– Увы, mia cara, – сказала она, окинув взглядом комнату, в убранстве которой недоставало столь многого. – Нынешние времена не те, что прежние.

Она наклонилась, слегка коснулась рукой ворота моей ночной сорочки и поцеловала меня.

– Какая вы бледная! – продолжала она. – Вы похожи на лилию, лежащую на алтаре.

– Мы, англичанки, не отличаемся ярким румянцем, – с улыбкой заметила я.

Графиня продолжала внимательно меня разглядывать. Наконец она произнесла:

– Вижу, бал вас сильно утомил.

Я восприняла это как вопрос, а не как утверждение, и с пылом принялась убеждать ее в обратном.

– Поверьте, графиня, я ни капельки не устала. Это был самый прекрасный вечер в моей жизни.

(Тут я ни в малой степени не погрешила против истины.)

Сев на постели, я увидела свое отражение в зеркале. И правда, я была куда бледнее, чем обычно. Наверное, причина подобной бледности – слишком ранний утренний час, хотела заметить я; но тут графиня, вздрогнув, ахнула и побледнела сама – учитывая ее природный смуглый оттенок кожи, это было удивительно. Вытянув руку, она указывала на что-то, как мне показалось, на подушку за моей спиной. Пораженная ее поведением, я обернулась и увидела на подушке небольшое красное пятно неправильной формы, вне всякого сомнения пятно крови. Руки мои непроизвольно потянулись к горлу.

– Dio Illusrtrissimo![10] – возопила графиня – Ell’e stregata!

Благодаря Данте и разговорам вокруг я знаю итальянский достаточно, чтобы понять смысл ее слов: «Ее околдовали».

Вскочив с постели, я заключила графиню в объятия, прежде чем она успела спастись бегством, что, судя по всему, входило в ее намерения. Я умоляла объяснить, что она имеет в виду, но было очевидно, что никаких объяснений не последует. Итальянцы, даже образованные, по-прежнему относятся к колдовству с недоступной нашему пониманию серьезностью; зачастую они боятся даже о нем говорить. Интуиция подсказывала мне, что в этом вопросе Эмилия и ее госпожа будут заодно. И действительно, графиня чувствовала себя до крайности неловко в моих объятиях; однако вскоре успокоилась и, с милой улыбкой сообщив, что должна переговорить обо мне с моими родителями, покинула комнату. Напоследок она даже сумела пожелать мне Buon appetito.

Когда за ней закрылась дверь, я самым тщательным образом изучила в зеркале свое лицо и шею. На шее обнаружилась небольшая ссадина, которая объясняла все, за исключением лишь одного – оставалось неясным, каким образом я ее получила. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, учитывая, что вчера на меня обрушилось столько новых впечатлений, волнений и тревог. Невозможно сражаться на турнире любви и не получить ни единой царапины; а вчера, с содроганием подумала я, мне довелось стать участницей подобного турнира. Боюсь, итальянцам свойственно придавать пустым мелочам преувеличенное значение; именно поэтому крохотная царапина привела графиню в такой ужас. Что до меня, здравомыслящей английской барышни, пятно на подушке ничуть меня не встревожило. Оставалось надеяться, что горничная, придя застилать постель, при виде этого пятна не станет биться в истерике.

Если я и выгляжу сегодня бледнее, чем обычно, скорее всего, виной тому яркое солнце. Вернувшись в кровать, я до последней крошки уничтожила принесенный графиней завтрак. Несомненно, именно голод был причиной охватившей меня слабости; от вчерашнего ужина остались лишь смутные воспоминания, помню лишь, что выпила больше, чем когда-либо за всю свою прежнюю жизнь.

И вот я лежу в постели, в одной лишь кружевной сорочке, с пером в руках и, ощущая на лице ласковое тепло солнечных лучей, думаю о нем! Прежде я не верила, что такие люди существуют в реальности. Я полагала, что такие писательницы, как миссис Фремлинсон и миссис Радклиф, создавая своих героев, изрядно приукрашивают действительность; поступая так, они стремятся примирить своих читательниц с участью, уготованной нам, женщинам, от рождения, и польстить самолюбию читателей-мужчин. Мама Каролины и мисс Гисборн, каждая на свой лад, поддерживали меня в этом убеждении, которое до сих пор подтверждали и мои собственные наблюдения за противоположным полом. Но вчера я встретила мужчину, рядом с которым меркнут все без исключения герои миссис Фремлинсон! Он подобен Адонису! Нет, Аполлону! В общем, он настоящий бог. Там, где ступает его нога, расцветают асфодели.

Наше знакомство произошло при весьма романтических обстоятельствах: нас не представили друг другу как положено, более того, не представили вообще. Прекрасно понимаю, благовоспитанной девушке не следует знакомиться с мужчиной подобным образом, но не стану отрицать: это было волнующе. Большинство гостей танцевало старомодный менуэт, но я не обучена этому танцу, и потому вынуждена была сидеть в дальнем конце залы, рядом с мамой. Не знаю, по какой надобности, но мама внезапно встала и оставила меня в одиночестве. Уходя, она сообщила, что вернется через пару минут. Но, стоило ей скрыться, передо мной возник он, так внезапно, словно выскользнул из-под выцветших гобеленов, покрывающих стены, а то и сошел с одного из них. В отличие от гобеленов, он отнюдь не выглядел выцветшим, хотя позднее, за ужином, при ярком свете свечей, я разглядела, что он старше, чем показался мне вначале. Никогда прежде я не встречала взгляда, столь красноречиво свидетельствующего о мудрости и жизненном опыте.