Первой вещью, которую мне захотел купить Александр Иванович, было пальто. В начале восьмидесятых годов «мануфактура» в Москве практически отсутствовала. В столичных магазинах на вешалках покачивались убогие изделия, кособокие, плохо сшитые, из материалов самых мрачных расцветок. Все мало-мальски приличное, импортного производства, продавалось в «Березке»[6]либо из-под прилавка, и следовало иметь знакомого продавца, чтобы приобрести, допустим, югославскую косметику.

Но осенью 83-го года в торговых залах совершенно неожиданно появились роскошные, чисто шерстяные пальто с пушистыми воротниками из ламы, произведенные в Финляндии.

Женщины подходили к ним толпами, мерили, вздыхали и уходили, приобрести сию роскошную вещь могли считаные единицы. Великолепного качества пальтишко стоило тысячу рублей. Напомню, средняя зарплата по Москве в те годы крутилась вокруг ста пятидесяти целковых.

Вот этот прикид и надумал приобрести мне Александр Иванович, не слушая вопли будущей жены о том, что это слишком дорого, неразумно и вообще зря. Александр Иванович привел меня в Краснопресненский универмаг, отыскал стойку с цифрами 44, галантно подал пальто и разочарованно щелкнул языком. Я провалилась в него, словно копейка в трехлитровую банку, но жених решил не сдаваться, он нашел пальтишко с биркой 42 и снова расстроился – велико. Пока я вешала пальто на место, Александр Иванович сбегал к продавщице и поинтересовался:

– А где у вас сороковой размер?

Работницы прилавка тех лет отличались крайней неразговорчивостью и редкостной грубостью, покупатели, забредающие в торговые точки, не радовали их, а раздражали. Никаких приветливо улыбающихся консультантов и скидок.

Баба повернулась и рявкнула:

– В «Детский мир» ступай, такие доходяги там одеваются! Эти пальто для нормальных женщин!

Александр Иванович вытащил меня на улицу, привалил к стенке Краснопресненского универмага и сурово приказал:

– Перед тобой стоит стратегическая задача отъесться за месяц хотя бы до сорок второго размера. Можешь начинать прямо сейчас, я куплю пирожков.

То, что у нас будет счастливая семейная жизнь, первыми поняли мальчишки. Они дико боялись, что случится нечто и Груня с Александром Ивановичем разбегутся в разные стороны. Свадьба наша была назначена на 28 апреля 84-го года, а двадцать седьмого я, на что-то обозлившись, принялась летать на реактивной метле и нападать на будущего мужа. Это сейчас я очень хорошо знаю, нечего и мечтать о том, чтобы обозлить его, все равно не получится. Александр Иванович профессиональный психолог и в момент скандала смотрит на ситуацию иначе, чем все остальные люди. Но двадцать лет тому назад я еще не изучила будущего мужа как следует и, прицепившись к какой-то ерунде, бросилась в атаку.

Мальчишки притихли, выскользнули из кухни, потом Аркадий вернулся назад и сказал:

– Мать, немедленно иди сюда.

Решив, что дети снова поругались, я двинулась на зов и нашла парнишек в дальней комнате. С самым серьезным видом они стояли у окна, Кеша в руке держал ключ.

– Сейчас мы запрем тебя тут, – отчеканил Аркадий.

– До завтра, – подхватил Дима, – до десяти утра.

– С какой стати? – возмутилась я.

– Вести себя не умеешь, – вздохнул Кеша, – на скандал откровенно нарываешься, демонстрируешь вздорный характер и полное отсутствие женственности.

– Вот и посиди тут до свадьбы, – закончил Дима, – нам спокойней будет. А то еще отец, не дай бог, передумает и убежит! Что тогда делать станем!

– Распишитесь и ругайтесь на здоровье, – влез Кеша.

– Всего-то несколько часов продержаться осталось, – забубнил Димка.

Не успела я и глазом моргнуть, как они выбежали из комнаты и мгновенно захлопнули за собой дверь.

Восемьдесят третий год был наполнен не только радостными событиями. В октябре умерла Фася. К сожалению, на старости лет она страдала болезнью Альцгеймера и перестала узнавать окружающих. Странности начались году этак в семьдесят девятом. Я пришла к бабушке, которая жила вместе с мамой в нашей квартире на Аэропорте, и села за стол на кухне.

Фася поставила чайник, вытащила чашки, потом вдруг выглянула в коридор и крикнула:

– Аркадий Николаевич, идите чайком побаловаться!

Бабушка очень любила зятя, папа платил ей той же монетой. Иногда он шутил:

– Вот что, Тамара, соберешься меня бросить, все отдам, кроме Афанасии Константиновны.

Услыхав, что бабуля зовет давно умершего человека, я испугалась и спросила:

– Фася, ты с ума сошла? Отец скончался в семьдесят втором!

Бабушка растерялась:

– Совсем из головы выпало.

Мне ситуация показалась странной, и я постаралась побыстрей забыть о ней. Но, к сожалению, это было лишь началом процесса. Болезнь Альцгеймера страшная вещь, день за днем ты наблюдаешь, как любимый человек умирает, уходит от тебя душой. Тело его остается на земле, а сущность исчезает, и через какое-то время ты в ужасе понимаешь: его больше нет, перед глазами лишь внешняя оболочка.

За что моей бабушке, абсолютно святой женщине, никогда в жизни не сделавшей никому плохо, господь послал это испытание, я не понимаю. Фася перестала узнавать нас с мамой, не могла выйти на улицу, разговаривать по телефону, смотреть телевизор, читать книги. Весь ее мир сжался до крохотного кусочка, а единственной радостью стала вкусная еда. Бабушка превратилась в грудного младенца.

В середине октября я купила в буфете «Вечерки» раритетную по тем годам вещь – глазированные творожные сырки и тут же принесла их бабушке. Фася к тому времени давно перестала идентифицировать внучку.

Положив пару сырков на тарелочку, я вошла в спальню к бабушке и сказала:

– Это едят, попробуй, очень вкусно.

Бабушка села, взяла угощенье, а я решила пойти домой, повернулась и услышала:

– Грушенька, не попить ли нам чаю?

От удивления я споткнулась и обернулась. Фася смотрела на меня, ее глаза, последний год совершенно пустые, ярко сияли на лице.

– Ты мне? – глупо спросила я.

– А кому же еще, – усмехнулась Фася, – пошли, заварю.

Не успела я и охнуть, как бабуля вскочила и побежала к плите. Она действовала ловко и уверенно. Достала из шкафчика железную коробочку, ополоснула чайничек кипятком. У меня просто пропал дар речи, получалось, что бабушка стихийно выздоровела от болезни Альцгеймера, но такого просто не могло быть!

Мы сели за стол и стали разговаривать, как в прошлые времена. Потом бабушка сказала:

– Устала, пойду отдохну.