Прошли годы, я постарался изменить внешность, сумел убедить князя сохранить наше общее прошлое в тайне. И вот я снова еду в Кремль… Вспомнит меня государь в прежнем качестве – плахи не миновать, несмотря ни на какие заслуги! И Федор окажется бессилен.

Мы оставили повозку под присмотром слуги и вошли через ворота в Кремль. Дальше дорога шла на подъем, и вскоре мы подошли ко дворцу государя, соединенному с церковью Благовещенья.

В государевых палатах прошли мимо стрельцов, во внутренних покоях уже везде стояли рынды из государевой охраны – в белых кафтанах и штанах с маленькими, блестящими серебром топориками на плечах. Все как на подбор – молоды, стройны и прекрасны лицами. Федор шел уверенно, оно и понятно – дорогу знал.

Мы зашли в небольшую, вытянутую по длине приемную палату. Здесь стояла глубокая тишина. У второго ее выхода рынды преградили дорогу.

– Занят пока государь, ждать велел.

Федор уселся в кресло, я – рядом на лавке.

Через полчаса из двери вышел боярин с бумагами в руке и пригласил нас.

В тронной палате, обитой красным материалом – вроде бархата, в углу стоял монарший трон из искусно выделанного дерева, на котором восседал Василий – повелитель земель русских. На стене висел образ. Перед венценосцем с правой стороны лежал колпак, с левой – посох.

Мы отвесили глубокий поклон.

Федор двинулся к государю, а я остался стоять на месте. Кучецкой тихо переговорил с государем, и тот махнул мне рукой:

– Подойди поближе, боярин.

Я приблизился, бросил беглый взгляд на государя. Зрелых лет – Василию не было и сорока. А вот какого он роста, сказать было нельзя – он сидел. Телосложения среднего, наружность благородная, одутловатое лицо с редкой бородой, умный проницательный взор темных глаз. С тех пор, как я видел Василия, он заметно постарел.

Я замер от страха, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения. Одна мысль сверлила меня: «Признает ли государь во мне того удалого дружинника князя Овчины-Телепнева?»

Меж тем всевластный правитель Руси мягко и даже ласково спросил:

– Наслышан я уже о тебе, боярин. Это ты убийцу боярина Голутвина сыскал?

– Я, государь, – от сердца отлегло: не признал, кажется, пронесло!

– И сейчас стряпчий мой о тебе прямо небылицы рассказывает. Зело полезен ты государю деяниями своими. Служи и дале так же добросовестно и рьяно. А государь тебя не забудет.

Я отвесил поклон.

Федор одобрительно улыбнулся.

Государь продолжил:

– Проси награду, заслужил.

Я растерялся. Обычно начальство само решает, какой награды достоин подчиненный. И что принято просить?

– Не награды пришел я просить, государь. Твоим указом землицей одарен, благодарю покорно. А остальное на меч возьму.

Федор засмеялся, а Василий хлопнул ладонями по подлокотникам трона.

– Ты гляди, какой скромный! Бояре московские без особых заслуг все время чего-нибудь выпрашивают, а он – просить не хочет.

– Батюшка-государь, а ты удиви боярина, чтобы награда редкая была, – предложил ненавязчиво Федор.

– Да? Ну хорошо, размыслю. Так, князя дать? Так удел на княжение нужен, а новых земель нет. Землицей одарить? Так дарил уже! – загибал пальцы государь. Похоже, эта игра ему и самому нравилась.

– Оружие какое саморедкое подарить? Невелик подарок. А и хитер ты, Федор! В тупик государя поставил. Ну, тогда сам чего-нибудь присоветуй.

Федор нагнулся к уху монарха, пошептал. Государь оживился.

– Выбирай. Дьяком в Приказ тайных дел или в Вологде целовальником государевым.

– Прости, государь, то не по сердцу мне, – скромно ответил я, живо вспомнив Ржев – как тогда раскрыл измену государственного целовальника Ивана Сироты, а также недавние встречи с сыскным дьяком Выродовым.

– Экий ты привередливый да несговорчивый. Должность целовальника на кормление даю, а он нос воротит! Кабы не верное служение твое, ей-богу – осерчал бы.

Федор сбоку от государя делал мне какие-то знаки, но я не понял, что он от меня хотел.

Государь разглядывал меня с интересом, как диковину заморскую. Похоже – прежде он не встречал среди бояр таких чудиков.

– Ладно, – изрек Василий. – Инда последнее мое слово. На время военных действий назначаю тебя воеводой сводного полка из ополчений малых.

Я поклонился:

– Спасибо, государь, за награду.

Поняв, что прием закончен, я попятился задом и вышел из тронной палаты. Не искушенный в тонкостях обычаев дворца, я не знал, можно ли по окончании аудиенции поворачиваться к государю спиной.

Я ждал в коридоре, пока выйдет Федор. Вскоре он вышел, хлопнул меня по плечу здоровой рукой. Мы пошли к выходу приемной палаты.

– Ну ты и дурень! – изумлялся по дороге Кучецкой. – Тебе на кормление целую волость давали! Ты что, на посту целовальника перетрудился бы? Знай за виночерпиями следи да за налогами на хлебное вино. Воруй понемногу, но меру разумей – и все дела, – продолжал сокрушаться стряпчий. – Ладно, сказанного не воротишь.

– Федор, а что воевода делать должен и где мой полк?

Федор остановился, внимательно на меня посмотрел и покрутил пальцем у виска.

– Ты не прикидываешься ли?

– Нет, я всерьез.

– Полк твой только на бумаге существует, а вот жалованье как воевода ты получать будешь. Случись война, полк твой в Коломне соберется. Это ополчение дворян местных с ратниками из небольших деревень и сел, в основном – государевы земли.

Федор прищурил глаз, припоминая:

– Если мне память не изменяет – тысячи полторы воинов, большинство пеших. Сила невеликая, но ведь и Москва не сразу строилась. Побудешь воеводой годика два, а ежели в боях себя проявишь – на повышение пойдешь. Приметил тебя государь – порадовал ты его.

Мы вышли из государева дворца и направились к площади за стеной Кремля, где нас ждала повозка.

Федор жестом пригласил меня сесть рядом.

– Поехали ко мне: по случаю моего возвращения пир небольшой будет, побратимов своих по братчине встретишь.

Доехали мы быстро – Федор имел хоромы недалеко от Кремля, почти в центре Москвы. Во дворе уже толпились бояре, ожидаючи хозяина. Хоть и по приглашению явились, однако согласно этикету входить в дом в отсутствие хозяина – дурной тон.

Все радостно приветствовали Федора, обнимались со мной.

Сразу прошли в трапезную, столы в которой ломились от угощений.

Бояре скинули кафтаны да ферязи легкие, оставшись в портах да рубахах.

Снова вынесли братину, полную пива, и все по очереди испили для начала немного напитка. Зазвучали здравицы государю и Федору.