Как-то раз он обнаружил раскрытым растрепанный блокнот на столе Виталика и, не трогая его, с высоты своего роста заглянул внутрь. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, чему посвящалось это собрание мыслей.

Вчера вечером опять ел апельсины. От ужина удалось отказаться, но зато объелся апельсинами. Ощущение такое, что просто распух опять. Ел и ел – не мог остановиться. Видимо, толку от такой замены ужину – никакого. Надо постараться съедать не более трех фруктов вечером. Иначе то же растягивание желудка к старым объемам.

В зале инструктор опять мучил скакалкой. Лучше сдохнуть. Я плачу ему такие деньги, чтобы он заставлял меня прыгать на скакалке. Мистика. Пыхтеть по сорок минут под штангой и махать гантелями по двадцать минут перед зеркалом доставляет меньше страданий, чем пять минут этой долбаной скакалки.

Ну и хрен ли делать? Он говорит, что это сейчас для меня самое важное. Будем терпеть.

Закончилось лето для Дениса весьма неожиданно. К нему подошел Виталик и деликатно так, почти с реверансами вызвал на дуэль. Конечно, без шпаг и пистолетов, но зато с секундантами и разговором о чести. О тяжелых муках пацанской совести и мужских понятий, обрушенных на его непропорционально маленькую голову.

– Понимаешь, не хочется опять устраивать подростковую возню, такая байда, как в прошлый раз – в коридорах да в курилках, она ведь никому не нужна, верно? Я могу тебе двинуть в любом месте, но это надо тебе? В рубашках да в костюмах прыгать? На пляж мы с тобой вместе не ходим, до следующей дилерской конференции в Египте или где там еще… еще полгода. Я договорился со спортзалом у себя в Раменском. Там нормальный ринг боксерский, нам откроют его в одиннадцать, когда никого не будет. И еще я в перчатках предлагаю – чтобы без всяких там ненужных зубодробительных тем… Нормально сошлись на шесть раундов, человечек местный рассудит. Потом душик, сауна и все такое, если будет настроение?

– Интересные ты предложения, Виталик, выдвигаешь своему руководителю – рационализаторские, – усмехнулся Вострецов.

– Ну дак че?

– Ну дак ниче!

– В смысле ниче?

– В смысле, когда ты с залом договорился, Тайсон со свинофермы?

– Ты давай без этого… на эту субботу.

– Так вот – проблем никаких, только передоговорись через три недели, понял? А то ты со скакалочкой прыгаешь и без пяти шесть уже ботиночки меняешь, а я тут до полдвенадцатого взъя…ваю и в командировках печень сажаю, чтобы такие упыри, как ты, не остались без бонуса.

На словах про скакалочку тревога тенью филина промелькнула во взгляде Виталика, но он пропыхтел одобрительно:

– Нет проблем, директор. Бери с собой пару-тройку своих лимитчиков, без зрителей будет скучно.

– А ты там неподалеку живешь? Приводи народу побольше, чтобы они полюбовались, как я буду шкаф разбирать по створкам.

Опять тревога промелькнула в глазах Виталика, уже ощутимая постороннему взгляду. Не был он таким уверенным в себе, каким хотел казаться.

– Я тебя порву, как Тузик грелку, – прошипел он, краснея щеками до цвета спелой малины.

– Только инфаркт не изображай перед последним раундом, ладно?

Денис в оставшиеся два часа составил кэш-фло – план прихода и ухода денег по своему направлению, а также составил график тренировок на оставшиеся пятнадцать дней, созвонившись с инструктором по боксу Погодиным из Ярославля.

– Не волнуйся, это тебе не соперник. Будешь двигаться – это тебе не соперник. Снизу дашь – верх сам отвалится. Комплекс упражнений помнишь? На прыжки сделай упор. Этажей сколько в доме? Шестнадцать? Отлично – займись лестницей. Выходи на пик нагрузки на девятый-десятый день, потом сбавляй. Два дня перед боем только разминка. И побольше орехов и кураги.

Вострецов спускался по лестнице, опять покидая офис последним. Дойдя до первого этажа, он развернулся и взлетел на четвертый, перепрыгивая через три ступеньки. Сердце бешено колотилось, пульс отдавал в шее так, что, наверное, было слышно охранникам в их будке со шлагбаумом через дорогу.

«Ну ничего – пятнадцать дней более чем достаточно», – подумал он.

Вспомнил, что оба они с Виталиком застрахованы на приличную сумму. Хотя вообще-то халяву он видел в другом. Еще два года назад он был просто менеджер в Ярославле, а теперь директор в Москве. А всего и делов: надо настучать еще раз в бубен своему предшественнику. Просто как в любом дворе.

А все сидели с парнями, считали деньги на МВА… На х..? Теперь в перчатках и на ринге. И все о’кей. И ты дважды уважаемый коммерческий директор. Разве это не халява? «Халява», – улыбнулся он.

Ничего особенного в офисной жизни в Москве – те же законы, что и в любом дворе. Может, Москва им и являлась – одним большим двором. Двором, который косит под офис.

1

Олечка смотрела, как собирает вещи Анечка. Второй раз в жизни ей приходилось видеть, как человек, чье место работы она занимает, освобождает ящики письменного стола. В прошлый раз это была дама лет пятидесяти пяти, с ярко выраженным париком на голове и в ядовито-зеленом костюме. Собираясь, она с ненавистью разглядывала Олю, презрительно морщила губы и цедила: «Всего вам, прощайте…» Словно подписывая тем самым приговор новому молодому шефу, которому было не по силам ввиду скудости ума оценить ее опыт, профессионализм и вес в организации.

– Вы сами все быстро поймете… только отнеситесь к этому правильно, поверьте, в целом наш шеф – хороший человек… – На глазах Анечки выступили слезы.

– Вы что-то конкретное мне хотите сказать?

– Пожалуй, только то, что ко всему можно привыкнуть…

Олечке не нравились эти нравоучения и загадочные намеки. Она не терпела, когда кто-то ставил под сомнение ее врожденную способность подстроиться под любые обстоятельства.

С вызовом бросила уже уходящей предшественнице в спину:

– Еще можно посоветовать относиться ко всему философски… Если уж умничать и давать многозначительные советы.

Ей было наплевать, какое мнение составит о ней Анечка, никто и не собирался звонить ей домой или на новую работу и спрашивать: а эту бумажку в какую папку лучше положить, а кофе какой лучше покупать, а какого цвета костюмы лучше надевать.

Однако какая-то дрожь пробежала по Олиному телу, когда она первый раз зашла к шефу в кабинет.

На доске, между цифр и каких-то буквенных обозначений, детским корявым почерком было написано странное: «Уберите яйца с факса…»

Бред, да и только…

2

Она приехала в Москву полтора года назад, бросив должность педагога начальной школы. В столице она ухаживала за парализованным стариком, приходящимся ее бабушке родным братом. Тот с шести вечера оставался в койке один и боялся, что останется вечером без лекарств. Когда она входила в квартиру – страшную двухкомнатную хрущевку – он скандировал хриплым предсмертным рыком: «Парашочек! Парашочек! Парашочек!»