— Продал? — изумился Павел. — Кому?

— Местным властям. Когда мы уйдем, все наши строения и так к ним перейдут, но распределять их — кому какую землянуху и подо что — будет уже местная администрация. А наш доморощенный Остап Бендер нашел людей, кому эти наши землянки-времянки нужны позарез, и сговорился с ними: вы мне денюжки, а я вам бумагу с печатью и подписью — мол, куплено все это у военных на законном основании, так что наше это все, кровное. Сколько он за эту аферу денег получил, я еще не знаю, но дознаюсь — дело-то серьезное, трибуналом пахнет!

— Да, дела… И откуда у этого твоего старлея такая коммерческая жилка?

— А пес его знает! Озеров из беспризорников, жизнь его крепко била и ломала, вот он и привык бороться за выживание. Так-то он мужик неплохой, воюет храбро. И пробивной, где чего достать — это к нему, сделает все в лучшем виде. А тут такая незадача…

Подумав, Павел посоветовал другу не раздувать конфликт.

— Пусть этот твой спекулянт все деньги, что он получил, сдаст в штаб дивизиона — используйте их на благо всего личного состава.

— Верно, — согласился Гиленков, — это выход! Спасибо тебе, Паша, надоумил.

Возвращаясь к себе в дивизион, Дементьев думал о случившемся. «И откуда только что берется? — размышлял он. — Откуда появляется в человеке жадность ненасытная — не с голодухи же этот бывший беспризорник решил руки погреть!». И вдруг в его сознании негромко, но отчетливо зазвучал голос: «Этот человек мог бы стать настоящим воином, но торговец победил в нем воина. И бросил он булат, и протянул руку свою к злату. Такое не прощается…». Павел завертел головой, пытаясь увидеть говорившего, но лесная дорога была пуста, и в машине не было никого, кроме него. После случая с внутренним маятником Дементьев стал куда серьезнее относиться ко всем этим голосам и видениям, и ему стало не по себе. А когда в сорок четвертом он узнал, что старший лейтенант Озеров подорвался на мине вместе с Сидоровичем и погиб, он вспомнил осень сорок третьего.

«А ведь голос тот правду сказал» — подумал тогда Павел.

* * *

В октябре сорок третьего капитан Дементьев за бои на Курской дуге получил орден Красной Звезды, а в ноябре армия Катукова вошла в состав 1-й Украинского фронта. Бригада Липатенкова, называвшаяся теперь девятнадцатой гвардейской механизированной бригадой, в конце ноября погрузилась в эшелоны и двинулась через Конотоп, Бахмач и Нежин к Киеву, недавно освобожденному нашими войсками. Выгрузившись в Дарнице, Днепр переходили по наплавному мосту, под которым тяжело колыхалась маслянисто-свинцовая вода, — старый мост взорвали немцы.

Киев был сильно разрушен — в центре, на Крещатике, вряд ли можно было отыскать хоть один целый дом. Полуразвалившиеся стены, разбитые колонны, груды щебня и бревен — отступая, немцы методично взрывали целые кварталы, оставляя за собой сплошные руины.

Дракон был недоволен тем, что из его пасти вырвали древнюю столицу Руси. Немцы нанесли контрудар в районе Житомира-Казатина-Фастова и оттеснили наши войска почти на сорок километров. Семь полевых армий и танковые армии Катукова и Рыбалко должны были усмирить огрызавшегося Зверя и освободить Житомир.

К середине декабря сорокадвухтысячная армия Катукова, имевшая около шестисот танков, вышла на исходный рубеж у реки Ирпень, правого притока Днепра. Погода резко ухудшилось, моросящий мелкий дождь сменился крупными хлопьями снега. Техника вязла в грязи, но наступление на Казатин и Жмеринку все-таки состоялось — танковые бригады Первой армии шли вперед, торопясь захватить переправы через Ирпень. Они продвигались так быстро, что заставали врасплох немецкие гарнизоны и местную полицейскую власть — ни с теми, ни с другими танкисты не церемонились.

Отступая, немцы все-таки успели взорвать часть переправ, и пока наши саперы строили новые, дивизион Дементьева отбивал контратаки немцев, пытавшихся помешать русским перейти Ирпень. Освобождение Украины продолжалось — новый, сорок четвертый год артиллеристы встретили в Казатине.

* * *

Среди бывших беспризорников попадались самые разные люди, а среди разведчиков Первой танковой армии было немало ребят с уголовным прошлым. Именно таким парнем был старший лейтенант Владимир Подгорбунский, с которым Дементьев познакомился в декабре сорок третьего, хотя слышал о нем и раньше — о Подгорбунском ходили легенды.

…Как-то зимой, когда дивизион был на марше, дверь штабной машины распахнулась — прямо на ходу, — и в машину шумно ввалился парень лет двадцати пяти, громогласно воскликнувший: «Здорово, пушкари! Гостей принимаете?».

— О, Володя! — приветствовал его Власенко. — Таким гостям мы всегда рады!

Дивизион выходил в район сосредоточения, время было, и все эти дни разведчик жил в штабной машине. Его кормили и поили, а он рассказывал о своих приключениях, причем без всякого хвастовства, в чем Павел не раз имел возможность убедиться.

Был Подгорбунский сиротой, беспризорничал, скитался по всей стране, побывал в детдоме, сидел в тюрьме, служил в армии механиком-водителем. К девятнадцати годам он набрал по всем приговорам тридцать шесть лет заключения — бежал, его ловили, набавляли срок, а он снова бежал, его снова ловили и снова добавляли годы лагерей. Но перед самой войной как отрезало — словно почуял бродяга надвигавшееся злое нечто. Завязал, написал из лагеря письмо Калинину и попросился в армию. Ему поверили, и не ошиблись. Воевал он с первых дней, отступал от самой границы, в разведку попал после очередного (немецкие пули и осколки попятнали его шесть раз) ранения, удрав из госпиталя. Бродила в нем хмельная кровь викингов и лихих степных разбойников — воевал Володя Подгорбунский дерзко и даже бесшабашно, ошеломляя всех своей отвагой и неизменной удачей.

Катуков лично давал ему самые трудные задания, и Подгорбунский их выполнял. В рукопашной откусил нос немецкому унтеру, на Курской дуге проник с разведчиками в тыл врага, вытащил из подбитого танка и вынес на руках раненого друга. Зимой сорок третьего с двумя танками ворвался в Казатин, на вокзале разнес прямой наводкой пассажирский поезд с немецкими солдатами и офицерами, спас тысячи русских людей, угоняемых в рабство. Затем устроил засаду на выезде из Казатина и прицельно бил отступающие немецкие танки и машины, пока не подошли наши танкисты — полк Ивана Бойко. Получил он за этот подвиг звание капитана и звезду Героя Советского Союза, но не зазнался, а остался таким, каким и был — страшным в бою и разухабистым в гульбе. За выполнение заданий Володя частенько получал по десять суток отпуска, но не было у него ни семьи, ни родных и близких, и потому проводил он эти отпуска на фронте, где все его знали, переезжая из части в часть, — так и попал он в штабную машину 461-го артиллерийского дивизиона в декабре сорок третьего.

С тех пор Дементьев не раз встречался с Подгорбунским на дорогах Великой Войны. В июле сорок четвертого, в Польше, возле небольшого фольварка, дорогу артиллерийскому дивизиону перекрыли две «тридцатьчетверки» разведчиков Подгорбунского, прижучивших немецкий обоз.