Шахматова закрыла папку и посмотрела на Штерна.

— Вопросы? — сказал Штерн, обращаясь к Калашникову.

— Да вроде бы все понятно, — ответил тот. — Дальше-то что?

— Теперь вы, Леонид Петрович, — сказала Шахматова.

— Теперь я, — кивнул Штерн. — Начнем с терминов. Слово «военный» обозначает в настоящее время любую форму взаимодействия разумных существ, не являющуюся взаимовыгодной. Слово «стратегический» обозначает действия, прямо или косвенно направленные на качественные изменения взаимодействующих субъектов. Приведу примеры. Знакомые вам по двадцатому веку виды деятельности — преступность, политика, биржевая игра, монопольный и олигопольный бизнес — в современном понимании являются формами военных действий. К стратегическим войнам двадцатого века относится противостояние Советского Союза и Северо-Атлантического сообщества. Обращаю ваше внимание, что мировые войны двадцатого века стратегическими не являлись. Еще один пример стратегической войны — технотронная революция двадцать первого века. Терминология понятна?

— Давайте уточним, — попросил Калашников. — Холодная война и развал СССР — это была стратегическая или тактическая война?

— Холодная война — составная часть стратегического противостояния СССР — Запад, — ответил Штерн. — А вот развал СССР — блестящая тактическая операция, проведенная американскими спецслужбами.

— Понятно, — улыбнулся Калашников. — И что же дальше?

— Мы занимаемся стратегической разведкой, — сказал Штерн. — Что из этого следует?

— Что мы находимся в состоянии войны, — ответил Калашников. — Надо думать, тоже стратегической.

— Совершенно верно, — подтвердил Штерн. — Мы находимся в состоянии войны.

— И кто же противник? — полюбопытствовал Калашников.

— Весь остальной мир, — спокойно ответил Штерн.

Калашников поджал губу и опустил глаза. Моя приманка сработала, подумал он. Вот люди, которых я искал. Люди, посвятившие жизнь изучению нашей далеко не прекрасной Галактики. Люди, лучше всех в Звездной России разбирающиеся в тонкостях межзвездной политики. И что же я слышу от этих людей, едва переступив порог их кабинета?!

Что мы уже находимся в состоянии войны!

— Весь мир, — пробормотал Калашников. — Триста триллионов — против одного миллиарда. Скажите, а нам обязательно воевать?!

Леонид Штерн взял свободный стул и уселся на него задом наперед, опершись левым локтем на высокую спинку.

— Напоминаю определение, — сказал он. — Взаимодействовать с другими разумными существами можно только двумя способами. Сотрудничать — или воевать. Третьего не дано.

— Вы хотите сказать, — догадался Калашников, — что с окружающими нас цивилизациями невозможно сотрудничать?!

— Совершенно верно, — подтвердил Штерн. — Технологически невозможно. Дело в том, что все они до сих пор находятся на социальной стадии своего развития.

— Э?! – переспросил Калашников. — А мы на какой находимся?!

— На креативной, конечно, — ответил Штерн. — Разве вы не читали «Необходимую свободу»?!

Калашников захлопал глазами.

— Я думал, это просто философский трактат, — пояснил он. — К тому же — двухсотлетней давности!

— Истины не стареют, — сказал Штерн. — Закон Ньютона, классификация Шкловского, стадии Калашникова — не просто философские концепции. Это наши рабочие инструменты!

Что там были за стадии, попытался вспомнить Калашников. Социальная, технотронная и креативная? Точно, социальная еще на подстадии делилась — разбоя, грабежа и мошенничества. Вот уж инструмент так инструмент.

— И что же, — спросил Калашников, — на всю Галактику больше ни одной креативной цивилизации?

— Ни одной, — подтвердил Штерн. — Более того, ни одной технотронной. Десять или двенадцать, по разным оценкам, в процессе технотронной революции. Все остальные — сугубо социальные.

— Да как такое может быть?! – удивился Калашников. — Целая же Галактика! Миллионы цивилизаций! Триллионы разумных существ!

— А как на Земле было? — пожал плечами Штерн. — Вспомните двадцатый век. Сотни государств, миллиарды людей, ядерное оружие, космические программы, Интернет — и все это на социальной стадии, без малейших даже намеков на технотронную. А ведь Земля находилась в тепличных условиях, в полной изоляции от Галактического сообщества!

— Значит, — улыбнулся Калашников, — предположения Шкловского о возможной уникальности земной цивилизации оказались в каком-то смысле верными?!

— Да, — согласился Штерн. — Существует четкая статистическая взаимосвязь между уровнем организационного развития цивилизации и той стадией, на которой она вступила в галактическое сообщество.

— Ну хорошо, — сказал Калашников. — Мы уникальны, никого вроде нас в Галактике нет и не предвидится. А все-таки, почему нам с социальными цивилизациями нельзя сотрудничать? Калашниковым запрещено?

— Запрещено самой природой, — ответил Штерн. — Цивилизация, находящаяся на социальной стадии развития, не является целостным субъектом. Ее внутренняя организация подчинена социальным законам и может воспроизводиться только в условиях постоянной борьбы за ограниченные ресурсы. Вследствие этого любые действия, принимаемые представителями такой цивилизации, направлены прежде всего на поддержание их внутреннего социального статуса, и лишь потом — на решение поставленных задач. А поскольку успешное решение любых задач, как правило, снижает социальный статус субъектов, за решение этих задач отвечающих, — представители социальных цивилизаций фактически не заинтересованы в реальных результатах. Как вы будете строить взаимовыгодные отношения с субъектами, — Штерн, прищурившись, посмотрел на Калашникова, — для которых получение выгоды от вашей совместной деятельности — смерти подобно?!

Калашников почесал в затылке. Надо же, подумал он. Неужели все это я придумал? Еще тогда, в дремучем двадцать первом веке?!

— Рассмотрим классический пример, — продолжил Штерн. — Месторождение блэхма, расположенное в территориальном пространстве какой-нибудь монархии. Вы заключаете с монархом договор о совместной разработке, добываете блэхм, исправно перечисляете средства. Монарх делится доходами со своими приближенными, у тех растут потребности в социальном статусе, а также возможности по их удовлетворению. Через пять-десять лет на планете происходит революция, монарх ликвидируется или отправляется в ссылку, а пришедшие к власти военные требуют пересмотра договора. С точки зрения монарха — были ли это взаимовыгодные отношения? Конечно же, нет! Вы, проклятые империалисты, его просто ограбили и выбросили на помойку! С вашей точки зрения тоже не все гладко — договор больше не соблюдается, добыча прекращена, сплошные убытки и беспокойство.

— А если с самого начала предупредить монарха? — предложил Калашников, наконец начавший что-то понимать. — И кстати, что такое блэхм?