– Готовченко!

Рука в черной перчатке аккуратно взяла с туалетного столика листок бумаги с арабскими письменами и спрятала в карман. В ведомстве полковника Антоновой есть люди, которым весьма пригодятся такие бумажки.

Ночь, Константинополь

Майор Леонтьев и поручик Никитин

Майор извинился, после чего отправился в спальню, где пробыл около получаса. Когда он вышел оттуда, то я не узнал его. Вместо немецкого бюргера передо мной стоял старый морской волк. Стоптанные башмаки, заношенные брюки из грубой саржи, под распахнутой морской курткой – тельняшка не первой свежести, и в довершение всего – мятая шляпа с полями, прожженными сигарами. Лицо майора украшала живописная шкиперская бородка, а на щеке была видна свежая ссадина. Одним словом, типичный подгулявший матрос, коих пруд пруди в портовых кабаках Стамбула.

– Ну что, поручик, узнали бы вы меня на улице, столкнувшись нос к носу? – самодовольно поинтересовался майор Леонтьев.

– Ни за что на свете! Если бы точно не знал, что вы – это вы.

– Вот и замечательно, – ответил майор. – Впрочем, нам надо спешить, время не ждет!

Мы спустились во двор, где нас уже ждали слуга Леонтьева и запряженная в двуколку кобыла. Генрих вручил майору два заряженных револьвера Кольт «Писмейкер» образца 1873 года и коробочку с патронами. Леонтьев осмотрел револьверы, ловко прокрутил их барабаны и сунул их в кожаную сумку, пришитую к сиденью двуколки. Лицо его разрумянилось, он словно помолодел. Неразговорчивый слуга открыл створки ворот, и мы выехали на улицу.

Взрывы в районе султанского дворца прекратились, но зато по всему городу трещали выстрелы и слышались дикие крики. Похоже, что стамбульский сброд воспользовался неразберихой и паникой, под шумок решил заняться своим привычным делом – грабежом и насилием. Мы переглянулись с майором и, не сговариваясь, достали оружие.

И вовремя. Из-за поворота вывалила группа турок, вооруженных как попало. У двоих или троих были старые кремневые ружья, а остальные сжимали в руках топоры, большие ножи и палки. Шедший впереди высокий турок в красной армейской феске и синей солдатской куртке, одетой прямо на голое тело (должно быть, дезертир), увидев двуколку с сидящими на ней европейцами, радостно завопил: «Гяуры!» Он бросился к нам, размахивая старым, наверное, еще дедовским ятаганом. Мы с майором вскинули наше оружие и открыли огонь в упор по разбойникам.

Первые ряды нападавших буквально смело. Пуля майора, выпущенная из кольта калибра 0.45, снесла полчерепа вожаку бандитов. Оружие потомков, которое они называли автоматическим пистолетом Стечкина, действительно оказалось автоматическим. Я выпускал пулю за пулей, нажимая раз за разом на курок. Магазин пистолета казался бездонным. Уже больше половины бандитов были убиты или ранены, а уцелевшие, поняв, что их всех сейчас прямо здесь перебьют, с дикими криками бросились бежать. Майор, выпустив шестую, и последнюю, пулю из своего револьвера, схватил кнут и стегнул им кобылу, которая, ничуть не испугавшись грохота выстрелов, стояла не двигаясь, и лишь нервно прядала ушами.

Кобыла рванула, мы переехали через валяющиеся на земле трупы разбойников и помчались по пустынным улицам города.

– Поручик, откуда вы взяли это чудовище? – майор кивнул на мой пистолет.

– Оттуда же, откуда и все остальное, господин майор, – ответил я, перекрикивая цокот копыт.

– У вас там что, целый арсенал спрятан? – намотав поводья на облучок двуколки, майор выдвинул сбоку кольта эжектор и стал им ловко выколачивать из барабана стреляные гильзы. Потом он достал из коробочки патроны и начал пихать их в барабан через боковое окошечко. – Сколько раз вы из него выстрелили?

– По-моему, раз двенадцать, – пожал я плечами. – А всего в магазине двадцать патронов.

– Чудеса! – майор сунул перезаряженный в сумку. – И много там еще такого?

– Много, господин майор, всем хватит, – ответил я. – И британцам, и австрийцам… Полковник Бережной сказал, что пусть только дадут повод, а за нами не заржавеет!

Майор весело оскалился и поднял вверх большой палец:

– Ну, тогда это точно наши потомки! Нам ведь, русским, что мужику, что графу, для того чтобы морды бить, что в первую очередь нужно? Конечно, повод!

Уже у самого дворца нам преградил дорогу патруль морских пехотинцев. Они вскинули свои автоматические карабины, но я предусмотрительно замахал им руками и громко крикнул: «Товарищи, не стреляйте, мы свои!» Похоже, что звуки русской речи их немного успокоили. Опустив оружие, морпехи стали ждать, когда мы подъедем к ним поближе.

– Пароль? – спросил нас один из них, судя по погонам, подпоручик.

– Олимп, э-э… товарищ подпоручик. Нам срочно нужен полковник Бережной. Дело особой важности, – ответил я им.

– София, – ответил подпоручик и задумался. – Вы, случайно, не поручик Никитин?

– Да, это я, – и в подтверждение своих слов я достал из кармана радиостанцию.

– Понятно, опять бойцы невидимого фронта. Товарищ полковник, как всегда, в своем репертуаре, – проворчал подпоручик и окликнул одного из морских пехотинцев, который устанавливал на перекрестке двух улиц, ведущих к дворцу, что-то, напоминающее расставившее черные коленчатые лапы ядовитое насекомое: – Кириллов, как там, с «Пламенем» закончили?

Солдат оторвался от странного агрегата и стер рукавом пот со лба:

– Почти закончили, товарищ лейтенант, еще минута, и к бою готов.

– Заканчивай скорее, и проводи этих господ во дворец, к полковнику Бережному. – Тонкий прутик нервно постукивал по голенищу шнурованного сапога.

– Простите… э-э-э… господин подпоручик, – неожиданно подал голос майор Леонтьев, – а что это такое «Пламя»?

– Простите, с кем имею честь? – вежливо спросил Леонтьева подпоручик.

– Майор Российской императорской армии Леонтьев Евгений Максимович, – ответил ему мой спутник, по-молодому спрыгнув с сиденья двуколки. – Теперь извольте представиться вы, молодой человек!

– Лейтенант Федоров Александр Николаевич, морская пехота, Северный флот, – подпоручик молодцевато козырнул. – Честь имею, господин майор.

– Ну-с, милейший поручик, расскажите нам, что это за такое «Пламя» и с чем его едят? – майор прошел к аппарату, вокруг которого копошились солдаты.

– Значит, так, господин майор, – подпоручик прикрыл глаза, как будто что-то вспоминая, – АГС-17 «Пламя» – 30-миллиметровый автоматический гранатомет на станке. Предназначен для поражения живой силы и огневых средств противника, расположенных вне укрытий, в открытых окопах (траншеях) и за естественными складками местности. То есть в лощинах, оврагах, на обратных скатах высот. Дальность стрельбы – тысяча семьсот метров или, по-вашему, восемьсот пятьдесят саженей. Скорострельность – от ста до четырехсот выстрелов в минуту, один боекомплект – восемьдесят семь выстрелов. Радиус сплошного поражения живой силы одной гранатой примерно семь метров, или три с половиной сажени.