Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говорят, что причиною этому леность негров. Но верно ли, что негры так ленивы? Нет ли здесь других, более глубоких причин?
Тот, кому хоть раз довелось видеть, как жители негритянской деревни очищают какой-нибудь участок земли от леса, чтобы посадить там те или иные полезные растения, знает, что они способны работать неделями с большим рвением, напрягая все свои силы. Кстати сказать, эту тяжелейшую из всех работ каждой деревне неизбежно приходится выполнять раз в три года. Растущие высокими кустами бананы необычайно быстро истощают почву. Поэтому каждые три года приходится, производя новую посадку, вырубать и сжигать лес, а золою удобрять землю.
Что касается меня, то, по правде говоря, я никогда уже больше не решусь говорить о лености негров после того, как полтора десятка их почти непрерывно гребли в течение тридцати шести часов, чтобы доставить меня к тяжелобольному.
Итак, при известных обстоятельствах негр работает очень хорошо... но он работает лишь столько времени, сколько обстоятельства эти требуют. Дитя природы, — в этом и заключается решение загадки, — он работает от случая к случаю.
Туземцу не нужно бывает много работать: природа в достаточной степени снабжает его едва ли не всем необходимым для поддержания жизни в деревне. В лесу он находит дерево, бамбук, рафию и лыко, необходимое для постройки хижины, которая защищает его от солнца и от дождя. Ему надо только посадить немного бананов и маниока, ловить рыбу и ходить на охоту, и он будет обеспечен всем необходимым: наниматься в услужение и заботиться о заработке уже не надо. На работу он поступает только тогда, когда ему для какой-нибудь определенной цели бывают нужны деньги. Он хочет, например, купить себе жену; его жене или женам хочется иметь красивые материи, сахар, табак; самому ему нужен новый топор, он не прочь выпить водки, обзавестись новым костюмом цвета хаки и новыми ботинками.
Таким образом, существуют различные потребности, не имеющие непосредственного отношения к борьбе за существование, которые побуждают дитя природы наниматься на работу. Если у него нет надобности в деньгах для какой-либо определенной цели, он остается у себя в деревне. Если он куда-либо нанялся и заработал уже достаточно денег, чтобы удовлетворить все свои желания, ничто уже не побуждает его утруждать себя доле, и он возвращается к себе в деревню, где у него всегда есть и кров, и пища.
Негр не ленив, но он человек вольный. Поэтому он всегда не более чем случайный работник и нельзя рассчитывать на его постоянное участие в каком-либо деле. С этими трудностями в какой-то степени приходится сталкиваться миссионеру у себя на пункте и дома и в значительно большей степени — плантатору или торговцу. Стоило моему повару скопить достаточную сумму, чтобы исполнить желания своей жены и тещи, как он бросает работу, нисколько не думая о том, нуждаемся мы или нет в его услугах. Рабочие могут оставить владельца плантации в самый критический момент, когда надо уничтожать вредителей на какаовых деревьях. Как раз тогда, когда из Европы приходит телеграмма за телеграммой с требованиями высылки леса, в распоряжении лесоторговца не остается людей, ибо вся деревня отправляется в это время на рыбную ловлю или заводит новые насаждения. Все мы досадуем на леность негров. В действительности же дело только в том, что дитя природы — человек вольный. Богатства страны нельзя разработать до тех пор, пока негр только в малой степени в этом заинтересован. Как же его приучить к работе? Как заставить трудиться?
«Создадим у него возможно больше потребностей, тогда он будет работать изо всех сил», — говорят Государство и Торговля. Государство наделяет его принудительными потребностями, облагая его налогами. Каждый туземец, которому исполнилось четырнадцать лет, платит подушную подать в размере пяти франков в год, и поговаривают уже о том, что подать эта будет увеличена вдвое. Таким образом, мужчине, у которого две жены и семеро детей старше четырнадцати лет, приходится платить сто франков в год и либо заработать эту сумму своим трудом, либо сдать соответственное количество продуктов. Торговец пробуждает в негре потребности, предлагая ему свои товары: полезные — ткани, инструменты, бесполезные — табак и туалетные принадлежности, вредные — алкоголь. Полезные вещи никогда не вызывают в туземце сколько-нибудь заметного рвения к труду. Безделушки и водка оказываются куда более действенными. Посмотрим же, что продается в девственном лесу. Недавно один негр, который торгует в принадлежащей белому лавочке возле маленького озера в совершеннейшем захолустье, показал мне свои товары. Под прилавком у него величественно красовалась белая бочка с водкой. Рядом стояли ящики с листьями табака и бидоны с керосином. Были тут также ножи, топоры, пилы, гвозди, винты, швейные машины, утюги, бечева для плетения рыболовных сетей, тарелки, стаканы, эмалированные кастрюли различной величины, лампы, рис, всевозможные консервы, соль, сахар, одеяла, ткани, сетка для москитников, безопасные бритвы, воротнички и галстуки, кружевные дамские сорочки, кружевные нижние юбки, корсеты, элегантные ботинки, ажурные чулки, граммофоны, аккордеоны и всякого рода диковины. Среди последних оказалась какая-то тарелка на подставке — их было несколько дюжин.
— Что это такое? — спросил я.
Негр передвинул на подставке рычажок, и маленький музыкальный ящик сразу же заиграл!
— Это самый прибыльный для меня товар, — сказал он. — Каждой женщине в округе хочется иметь такую тарелку, и она уговаривает мужа заработать на нее денег.
Разумеется, налоги и возросшие потребности могут заставить негра работать больше, чем он привык, однако они не в состоянии приучить его к работе, а если и в состоянии, то лишь в очень незначительной степени. Негр становится жадным до денег и падким до удовольствий, но это не делает его добросовестным и надежным работником. Нанимаясь на работу, он думает лишь о том, как бы затратить поменьше сил и получить побольше денег. Работает он лишь до тех пор, пока наниматель от него не отходит.
Недавно мне пришлось нанять несколько поденных рабочих, чтобы состроить новую хижину для больницы. Когда вечером я заглянул на площадку, я увидел, что за весь день ровно ничего не было сделано. Когда, на третий или четвертый день, я рассердился, один из негров, отнюдь не худший из них, сказал:
— Доктор, не кричи ты на нас, ты сам во