Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он тут же ответил: «Что?»
«Вечер», — написала я, и с тех пор мой телефон молчит. Роб прислонился к торговому аппарату на другой стороне столовой и болтает с Адамом Маршаллом. Его кепка сдвинута набок. Он считает, что это прибавляет ему возраста.
Мне нравится открывать подобные мелочи: то, что он любит соус барбекю и не любит горчицу; то, что болеет за «Янкиз», хотя предпочитает бейсболу баскетбол; то, что сломал в детстве ногу, пытаясь перепрыгнуть через машину. Я храню их глубоко внутри, как будто, собрав их воедино и запомнив, я смогу понять Роба до конца. Я полагала, что это и есть любовь — познать другого, как самого себя.
Но мне все больше и больше кажется, что я не знаю Роба.
У Элли в прямом смысле отвисает челюсть.
— Но вы же собирались… ну, это самое.
С открытым ртом она похожа на чучело рыбы, и я отворачиваюсь, сдерживая смех.
— Собирались…
Я никогда не умела лгать, и в голове нет ни одной разумной мысли.
— И? — не отстает Линдси.
Забравшись в сумку, я достаю помятую записку Роба с прилепившейся жевательной резинкой и протягиваю через стол. Линдси морщит нос и открывает записку самыми кончиками ногтей. Элли и Элоди наклоняются и тоже читают. Секунду все молчат.
Наконец Линдси сворачивает карточку, пихает обратно и заключает:
— Не так уж и плохо.
— Но и не так уж хорошо. — Я лишь пыталась обосновать отказ от вечеринки, но по-настоящему завожусь, едва речь заходит о Робе. — «Лю тя»? Что еще за жалкий лепет? Мы встречаемся с октября.
— Возможно, для признания в любви он ищет подходящего момента. — Элоди откидывает челку с глаз. — Стив не говорит, что любит меня.
— Тут другое дело. Ты ведь и не ждешь этого.
Подруга быстро отводит глаза, и я понимаю: она ждет, несмотря ни на что.
Повисает неловкая пауза, и в беседу вступает Линдси.
— Не понимаю, в чем проблема. Ты точно нравишься Робу. Это не какая-нибудь случайная связь.
— Я нравлюсь ему, но…
Дальше должна быть фраза: «Я не уверена, что мы друг другу подходим», однако в последний момент я передумываю. Подруги решат, что я рехнулась. Я и сама не понимаю, как так вышло. Словно его образ лучше, чем он сам.
— Вот что! Не собираюсь с ним спать только ради его заверений в любви.
Слова сами слетели с языка, и я так поражена ими, что испытываю почти шок. Вовсе не поэтому я планировала секс с Робом — в смысле, не ради заверений. Я просто хотела с этим покончить. Вроде бы. Вообще-то непонятно, почему это казалось таким важным.
— Легок на помине, — бормочет Элли.
Нас окутывает запах мелиссы; Роб слюняво целует меня в щеку.
— Привет, красавицы.
Он лезет за картошкой в тарелку Элоди, и она убирает поднос подальше. Роб смеется.
— Привет, Саммантуй. Получила мою записку?
— Да.
Я сверлю взглядом стол. Кажется, если я посмотрю на Роба, то все забуду. Забуду записку, и то, как он бросил меня одну, и то, как он целуется с открытыми глазами.
Вместе с тем я не настолько жажду перемен.
— Ну? Что я пропустил?
Роб наклоняется и кладет руки на стол, даже стучит по нему. Диетическая кола Линдси подскакивает.
— Вечеринку у Кента и то, что Сэм отказывается идти, — докладывает Элли.
Элоди пихает ее локтем в бок, и Элли вскрикивает. Роб вертит головой и смотрит на меня. Его лицо абсолютно ничего не выражает.
— Ты это собиралась обсудить?
— Нет… не совсем.
Я не ожидала, что он упомянет эсэмэску, и беспокоюсь, поскольку его мысли мне неизвестны. Его глаза совсем темные, почти непрозрачные. Я пытаюсь улыбнуться, но щеки словно набиты ватой, я невольно представляю, как Роб раскачивается, поднимает руку и обещает: «Пять минут».
— Ну? — Он выпрямляется и пожимает плечами. — О чем тогда?
Глаза Линдси, Элли и Элоди, пышущие жаром, устремлены на меня.
— Здесь не могу. — Я киваю на подруг. — В смысле, не сейчас.
Роб смеется, коротко и грубо. Теперь ясно: он вне себя и просто скрывает это.
— Конечно. — Он отступает и вскидывает руки, как бы защищаясь. — Знаешь что? Скажи, когда будешь готова. Я подожду сколько нужно. Мне совершенно не хочется давить на тебя.
Он растягивает некоторые слова, и я улавливаю сарказм в его голосе — едва заметный, но все же сарказм.
Совершенно очевидно — мне, по крайней мере, — что он имеет в виду не только нашу беседу. Прежде чем я успеваю ответить, Роб отвешивает замысловатый поклон, поворачивается и уходит прочь.
— О боже. — Элли гоняет по тарелке сэндвич с индейкой. — Что это было?
— Неужели вы действительно поссорились, Сэм? — уточняет Элоди, широко распахнув глаза.
Тут Линдси шипит, вздергивает подбородок и указывает мне за спину.
— Внимание, психотревога. Уберите подальше ножи и маленьких детей.
В столовой только что появилась Джулиет Сиха. Сегодня я была слишком сосредоточена — на желании все исправить, на мысли, что я могу все исправить, — и совершенно забыла о Джулиет. Я вихрем оборачиваюсь. Никогда еще она не была мне настолько интересна. Я смотрю, как она плывет по столовой. Ее волосы свисают, заслоняя лицо: пушистые мягкие пряди, белые как снег. Она сама напоминает снежинку, которая борется с ветром, крутится и вертится, повинуясь воздушным течениям. Джулиет даже не косится в нашу сторону. Любопытно, она уже задумала выследить нас сегодня вечером и поставить в неловкое положение перед толпой? Вряд ли, судя по ее виду.
Я так внимательно за ней наблюдаю, что не сразу замечаю, как Элли и Элоди только закончили петь «Псих-убийца, qu'est-ce que c'est» и истерически хохочут. Линдси держит скрещенные пальцы, словно отводит порчу, и твердит: «Господь всемогущий, храни нас от тьмы».
— Почему ты ненавидишь Джулиет? — обращаюсь я к Линдси.
Странно, что раньше я никогда не задавалась этим вопросом. Просто принимала все как должное.
Элоди фыркает и чуть не давится диетической колой.
— Ты серьезно?
Линдси явно застигнута врасплох. Она открывает рот, закрывает, затем встряхивает волосами и опускает веки, будто не может поверить, что я вообще подняла эту тему.
— Я не ненавижу ее.
— Ненавидишь.
В девятом классе именно Линдси выяснила, что Джулиет не получила ни одной розы, и именно Линдси придумала послать ей валограмму. Это Линдси наградила ее кличкой Психа, это Линдси много лет назад разболтала, что Джулиет описалась во время похода герлскаутов.