После Глазго в жизни Смита наступил не столь интересный период частных исследований и обучения в Бейлиол-колледже в Оксфорде, когда жизнь ему скрашивало лишь чтение «Трактата о человеческой природе» Юма. Затем Смит вернулся в Шотландию, к интеллектуальным наслаждениям Эдинбурга, бывшего тогда кузницей шотландского Просвещения. Там в 1750 г. он лично познакомился с Дэвидом Юмом, и вскоре они стали друзьями.

Адам Смит был вовсе не догматиком, проповедовавшим свободу торговли, как его часто изображают, а внимательным исследователем человеческого поведения, серьезно размышлявшим о социальных проблемах. Под влиянием двух своих великих учителей, Хатчесона и Юма, Смит осознал, что любое исследование общества должно начинаться с понимания человеческих взаимоотношений в повседневной жизни. Юм заложил основы социальной теории человеческой природы, описывая ее как поведение, формируемое культурной средой, и Смит с энтузиазмом продолжил исследования в этом направлении, согласуя их с новейшими идеями в сфере морали, коммерции и политэкономии.

В 1748 г. в Эдинбурге Смит начал читать курс лекций, который послужил основой его первого знаменитого труда «Теория нравственных чувств», опубликованного в 1759 г. Вслед за Юмом Смит верил, что человеческий прогресс основывается на страстях и удовлетворении потребностей, однако не поддерживал тезиса Мандевиля о том, что в рыночном обществе общественная польза проистекает из личных пороков. Ему казалось, что человеческая природа выражается не только в инстинкте самосохранения и проявлении первобытных страстей, но и в разнообразных способностях, в том числе в творчестве, стремлении к прекрасному, промышленности, изобретениях, духовности и сострадании. Разве эти качества и интерес к другим людям, спрашивает Смит, не занимают также наш рассудок, не удовлетворяют природных устремлений и не способствуют благоденствию? По словам Николаса Филлипсона, ведущего деятеля шотландского Просвещения и автора книги «Адам Смит. Просвещенная жизнь» (Adam Smith. An Enlightened Life), «Теория нравственных чувств» «была уникальной попыткой разработки связной и убедительной теории освоения человеком моральных принципов в повседневном опыте, свободной от мандевилевского цинизма». По сути, это книга о взаимодействиях между людьми и о природе сочувствия, «на котором строятся все формы человеческой коммуникации»{93}.

Согласно Смиту, сочувствие («социальная чувствительность») – это способность не только к выражению сопереживания другим, как характеризовал его Юм, но и к представлению чувств других (сегодня мы назвали бы это эмпатией). Представьте себе, предлагает Смит, что мы находимся в камере пыток и видим такого же, как мы, человека на дыбе{94}. «…Чувства наши никогда не доставили бы нам понятия о том, что он страдает, если бы мы не знали ничего другого, кроме своего благого состояния. Чувства наши ни в коем случае не могут представить нам ничего, кроме того, что есть в нас самих, поэтому только посредством воображения мы сможем представить себе ощущения этого страдающего человека. Но и само воображение доставляет нам это понятие только потому, что при его содействии мы представляем себе, что бы мы испытывали на его месте. ‹…› Оно переносит нас в его положение: мы чувствуем страдание от его мук, мы как бы ставим себя на его место, мы составляем с ним нечто единое. ‹…› Мы сами начинаем ощущать страдания и содрогаемся при одной мысли о том, что он испытывает».

Смит считает, что именно это переживание чувств близких людей посредством воображения и является базисом личных моральных суждений и связующим началом в свободном обществе. Согласно моральному учению того времени, основанному на христианском представлении о добродетелях, человек, прежде чем оценивать действия других, должен рассмотреть собственные действия. Смит перевернул эту идею, утверждая, что на практике человек, как существо социальное, с младенчества наблюдает за нравственным поведением окружающих, а взрослея, понимает, что тоже подвергается изучению со стороны и учится судить других. Этот непрерывный процесс социального обмена, начинающийся с раннего детства, наделяет человека способностью объективного самоосознания («беспристрастным наблюдателем», или просто сознанием), которая позволяет ему судить о своем собственном поведении, а также способностью к контролируемому самовыражению. Одного сочувствия недостаточно для того, чтобы объединить общество; нравственное развитие и социальный порядок невозможны без более глубокой эмпатии – социального чувства, позволяющего представить себя в чужой шкуре.

В этих рассуждениях о нравственных чувствах мы находим концептуальные связи с более поздними идеями Смита, сформулированными в «Богатстве народов». Исследуя мораль в «Теории нравственных чувств», Смит придерживается одной непрерывной интеллектуальной нити, говоря о том, что спонтанный и непреднамеренный социальный порядок возникает через постоянный и динамичный обмен информацией между отдельными личностями. Эту же идею динамического обмена Смит использует для анализа системы человеческих взаимоотношений, которую представляет собой рыночная экономика. Согласно утверждению Джеймса Оттесона{95}, профессора философии Университета Уэйк Форест и автора книги «Рынок жизни Адама Смита» (Adam Smith's Marketplace of Life), Смит, анализируя человеческое поведение, последовательно проводит идею о том, что в стремлении к взаимному сопереживанию обмен ведет к установлению моральных норм общества, а индивидуальная тяга к лучшим экономическим условиям стимулирует обмен в рыночной сфере.

Прозрения Смита поразительны. Живя в обществе, мы зависим друг от друга и постоянно нуждаемся в помощи окружающих. Мы ищем этой помощи в своих собственных интересах, но, чтобы достичь желаемого как в эмоциональной, так и в материальной сфере, мы должны думать и об интересах других. Как отмечал Смит в «Богатстве народов»: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму…»{96} На рынке, так же как и в свободном обществе, мы стараемся заключить взаимовыгодную сделку, используя нашу способность к сочувственному пониманию чужих мыслей. Хотя рынок, возможно, не лучший пример проявления мотивов человеческого повеления, он, по словам Адама Гопника{97}, эссеиста и обозревателя журнала New Yorker, «больше всего бросается в глаза: здесь у каждого свой интерес». Таким образом, рыночный обмен эффективно обслуживает повседневные человеческие нужды, причем естественный порядок устанавливается не по какому-то заранее составленному плану, а через множество мирных, совершаемых по взаимной договоренности сделок – сходно с тем, как формируются моральные нормы в обществе.