Вопросов не было.

– И еще. На подходе к вертикальным спускам или участкам, требующим погружения, делаем остановку, продумываем план и лишь потом трогаемся.

– Сегодня вы сколько планируете пройти? – спросил Эл Канер.

– Пока не сможем двигаться дальше. Еще вопросы?

Заговорила Халли:

– Проверьте, до конца ли застегнут костюм. Обратите особое внимание, плотно ли он прилегает на запястьях, щиколотках и шее.

– Так рано? В них жарко. Я думал, застегнемся где-нибудь подальше, – озабоченно произнес Аргуэльо.

– Они понадобятся очень скоро.

Халли повела группу вниз по почти отвесному склону. Как всегда в начале экспедиции, она думала не только о предстоящем спуске, но и о том, чтобы успеть выбраться назад. На формирование таких пещер уходят миллиарды лет. И когда египтяне строили свои пирамиды, и когда дальние предки Халли ходили по земле, опираясь на кулаки, эта пещера уже существовала.

На входе в такое место непременно испытываешь радостное возбуждение и вместе с тем – беспокойство. Ветер, стремительные потоки воды, образующие целые реки, и тяжелая влажная темнота – Халли понимала, почему для коренных жителей пещеры живые. И дело не только в камне, воде и ветре. Здесь явно присутствует нечто еще. Будучи ученым, Халли все же оставалась человеком широких взглядов. Двести лет назад подняться в небо было несбыточной мечтой, о микробах ничего не знали, а больных врачевали кровопусканием, порой залечивая до смерти. Для Халли единственным несомненным фактом было то, что мир и человеческие знания о нем будут и дальше меняться, а значит, то, что подразумевается под словом «невозможное», и есть сама невозможность.

Она не могла ни выразить, что чувствовала, ни даже подобрать название, однако ощущение не пропадало. Чи Кон Ги-Хао – чем не имя?

Свод пещеры возвышался до семидесяти футов – зал огромный. Впрочем, Халли доводилось видеть и больше. В некоторых мог вполне разместиться Центральный вокзал Нью-Йорка. Она повела группу мимо каменных глыб размером с коттеджи – спелеологи называют их «обломками», – упавших со свода миллиарды лет назад. В любую минуту такие же могут сорваться снова – все равно, что идти по минному полю, только мины не под ногами, а над головой.

Спуск стал не таким крутым, и все же каждый шаг делали с великой осторожностью. Мир сузился до размера прыгающего под ногами голубого кружка света.

Халли остановилась.

– Еще раз проверьте, все ли манжеты на костюмах прилегают плотно.

Она повернулась и пошла по умеренно покатому склону. Через пятьдесят футов свет нашлемного фонаря упал на темную, недвижную поверхность – явно не скальную породу. Халли ступила. Поверхность озера не пошла рябью, как вода; густая и вязкая, по консистенции похожая на пахту, бурая жижа заколебалась.

Стиснув зубы, Канер процедил:

– Несет разлагающимися трупами, горелым дерьмом и гниющими отбросами.

– На твоем месте я бы говорила потише, – мягко предупредила Халли. – Взгляни наверх.

– Святая Мария, – ужаснулся Аргуэльо. – Вот это да… Ни разу не видел такой огромной колонии.

– Как думаете, сколько их тут? – Даже голос Боумана звучал удивленно.

– Если учесть размер зала – миллион, не меньше.

В пятидесяти футах над их головами свод пещеры был покрыт устроившимися на ночлег вампирами – с потолка будто свисала огромная серая борода. Покрытые шерстью тельца летучих мышей были похожи на крысиные, а уши – как у чихуа-хуа. В свете фонарей розовые мордочки скалились, обнажая белые острые зубы.

– Говорят, древние вожди инков носили накидки из шкурок вампиров, – произнес Аргуэльо с благоговейным страхом. – Как им удается… э-э… какать, вися вверх тормашками?

– Они на мгновение меняют позу, опорожняются и вновь принимают обычное положение. – Халли покачала головой. – Поразительная акробатика.

– Значит, мы бредем по озеру из гуано, – отозвался Аргуэльо.

– Наверняка кишит бактериями и вирусами. – Голос Канера, пораженный и одновременно испуганный.

– Ничего, Эл, скоро мы отсюда выберемся. Другого пути нет.

– Отвратительная дрянь. – В голосе Боумана никакого любопытства, только брезгливость.

– Могло быть и хуже, – безразлично произнесла Халли и стала ждать реакции.

На наживку клюнул Канер:

– Куда еще хуже?

– Летучие мыши только что вернулись на насест с ночной охоты. Вот-вот их маленькие кишечники заработают. Начнется ливень из кровянистого гуано.

– Пожалуйста, пойдемте быстрее, – забеспокоился Аргуэльо.

– Да, но все же не так быстро. Дно здесь неровное. Можно упасть и нахлебаться гадости.

– Боже правый, только не это! Давайте скорее. – Даже крутой Хейт и тот встревожился.

Еще через пять минут Халли почувствовала, как дно пошло вверх, и вскоре она стояла на скалистом берегу «озера», наблюдая, как выбираются остальные. Наконец все собрались – по грудь измазанные густыми, зловонными фекалиями.

– Вонючая бригада. – Хейт по-кроличьи дергал носом, безуспешно пытаясь увернуться от запаха.

Канеру было не до смеха.

– Что дальше?

– Теперь примем душ. Идемте.

Халли подвела их к маленькому водопаду, стекающему с уступа переливающейся золотым и рубиновым цветами породы. По очереди, не снимая шлемов, они стояли под этим природным душем, пока прозрачная студеная вода не отмыла дочиста комбинезоны. Халли приняла «душ» последней.

– Как называется это место? – спросил Хейт.

– Озеро Мышиного Дерьма. Как же еще?

– Идемте! – резко оборвал Боуман. – Халли, ведите нас отсюда.

Она посмотрела на него, немного помедлила и кивнула. Несмотря на грубость, что-то в этом большом человеке ее привлекало. Она вспомнила игру в «гляделки», как он ей подмигнул… Именно этим и отличалось его поведение от поведения сотрудника спецслужб. Парень не прост, а значит, жди сюрпризов. Которые – она испытала это на себе – могут быть приятными и не очень. Однако какими бы ни были сюрпризы, с ними было лучше, чем вообще без них.

Тропа вновь стала круче. В конце концов она привела к громадному входу почти прямоугольной формы, двадцать на тридцать футов, в каменной стене, верха которой не достигали огни фонарей. Здесь весь воздух, поднимавшийся из бездонных глубин пещеры, сжимался и дул сквозь отверстие с такой силой, что Канер ухватился за золотистый сталагмит, чтобы устоять на ногах.

– Я бывал во многих пещерах, – сказал он, – но не помню, чтобы где-нибудь дул ветер такой силы из бреши такого размера.

– Знаете, что говорят о пещерах? Дышит – значит, живет, – вымолвил пораженный Хейт.