Сердце мое пело, легкие всасывали воздух, словно насосы, и даже кошмары не слишком спокойной ночи почти выветрились из головы.

Вскоре дорога стала сильно забирать на восток, и мне пришлось свернуть в совершенно дикую и грязную местность, изборожденную оврагами. Естественно, пришлось гут же надеть сапоги. Скорость моего продвижения снизилась, но грустить не было причины. Ведь до берегов Ульянки оставалось прошагать не более двух километров. И вот, преодолев очередной бугор, я оказался на краю довольно глубокой речной долины. Самой речки видно, разумеется, не было, но характерная полоса деревьев наглядно указывала все ее изгибы. Вынув бинокль, я внимательно осмотрел местность слева от себя, надеясь обнаружить современное шоссе Могилев – Шклов, но ничего похожего на современную дорогу не было.

«Ну, разумеется, уже заплутал, – мелькнуло в голове, – взял слишком далеко на запад. Хорошо еще, что реку нашел, а то бы сейчас вновь выскочил к железнодорожному полотну. Вот был бы фокус!»

Конечно, сильно заблудиться я не мог, поскольку двигался в своеобразном коридоре. С правой стороны бежала железная дорога, слева – шоссейка, а перекрывала выход из этого коридора река Ульянка. Мне бы пойти влево, к Днепру, до нормального моста через реку, но я опрометчиво поперся по скучному, сильно изборожденному дождевыми потоками склону прямо к реке. Хотелось как можно скорее оказаться на том берегу, где сквозь ольховые сучья просматривались крестьянские домики, живо напоминающие ту деревеньку, которая была изображена на французской карте, и поэтому я мчался вниз не разбирая дороги.

Но вот и река. Конечно, не бог весть что, но маленькую частную мельничку этот поток вполне мог приводить в движение, особенно после плотины. Это хорошо, это плюс. Я продвигаюсь вдоль речушки, высматривая упавшее дерево или, на худой конец, переброшенную через русло доску. Но надежды мои тщетны. Невольно приходится идти вдоль течения примерно с полкилометра, пока моим глазам не предстает хорошо наезженный машинами брод. А справа от него я замечаю старенького рыболова, с удобствами пристроившегося на невысоком помосте.

– Здравствуйте, уважаемый! – приветствую я его. – Не подскажете, как называется эта деревня?

– Дак это же Литовск, – чуть приподнимает он надвинутую на глаза кепку.

– А та, что выше по течению?

– Дак то ж Комаровка, – вновь опускает он козырек. – А вам куда надоть-то?

– Мне в Литовск, – облегченно отвечаю я, теперь точно определившись в пространстве. – Я здесь не утону?

– Нет, – вертит шеей рыбак, визуально оценивая длину моих голенищ, – только между колеями идите, там повыше.

Я так и поступаю. И уже оказавшись на другом берегу, решаюсь задать старичку еще один вопрос.

– Вы случайно не знаете, была ли здесь когда-нибудь мельница?

Мой вопрос настолько удивляет рыболова, что тот едва не роняет удочку. Но я жду ответа, и он, подтянув к себе удилище, сердито бросает:

– Нет, отродясь здесь такого не было!

Впрочем, мне теперь и самому ясно, что ничего похожего на плотину здесь не видно. Я вежливо киваю и начинаю подъем в деревню, носящую почти городское наименование – Литовск. Сама деревня меня не слишком привлекает. Наверняка она возникла совсем недавно, и гренадер на своем плане не обозначил на ее месте ничего, кроме одинокой мельницы, причем – ветряной.

Выбравшись на центральную, мощенную природным камнем дорогу, я вновь принялся переобуваться. Сапоги уже изрядно натерли ноги, да и носки в них уже превратились в полусырые тряпки. Закинул рюкзачок за спину и быстро зашагал в гору. Я спешил навстречу тайне и должен был поскорее разгадать главную загадку этого места. Судя по карте, русло Ульянки не имело ни тех резких извивов, ни каких-либо притоков, через которые могли быть перекинуты мостки.

Прежде всего следовало отыскать то место, где располагался мост через речку в то далекое время, когда еще не было ни современного шоссе, ни мощного бетонного моста. Вскоре мне это удалось. Слева от себя я увидел плавный спуск к воде, обсаженный старыми березами. Словно почуявшая след гончая, я понесся к ним, на ходу представляя себе, что являюсь перевозящей золото повозкой. Вот здесь она свернула, вот здесь въехала на основной мост, а здесь оказалась на том берегу.

Конструкция самодельного мостика через трехметровую канавку речного русла была довольно примитивной. Несколько сваренных листов ребристого металла позволяли проехать только легкой телеге или мотоциклу, но все еще торчащие из воды обломки свай указывали на то, что прежде здесь был нормальный деревянный мост.

Значит, решил я, если двинуться вперед, к Шклову, то дорога приведет туда, где некогда стояла корчма. Если же повернуть назад, то через пару минут можно оказаться в том месте, где закопан клад! И, естественно, я повернул обратно. Строго придерживаясь старой дорожной колеи, взобрался на береговой бугор и замер в изумлении. Прямо передо мной возвышался покосившийся остов, видимо, совсем недавно сгоревшего дома. Он был в точности такой, какой привиделся мне накануне во сне, и это обстоятельство заставило мигом собраться и насторожиться: предзнаменование?

Дом, к счастью, сгорел не полностью. Сильно пострадали лишь сени и часть кухни, и я не без робости шагнул внутрь относительно целой части строения. Моему взору предстали груды мусора, затоптанная одежда, битая посуда, обломки того, что некогда представляло собой убогую деревенскую утварь. Рассматривать это убожество было некогда и, найдя относительно чистый уголок, я снял рюкзак и пристроил его около остатков печки. Затем, решив, что сон приснился вовсе не зря, взял с собой только фотоаппарат и вышел наружу через пролом в стене. Прошел через небольшой палисадник и оказался на открытом пространстве. Вокруг не было ни души, и я непринужденно двинулся по все еще хорошо заметной впадине, образовавшейся на месте старого тракта.

Шел не спеша, привычно считая пройденные шаги. Справа тянулись скромные по размерам плантации капусты и простенькие теплицы. Слева было нечто вроде полузаброшенного и ничем не огороженного сада, за которым виднелось небольшое картофельное поле. Если мои предположения были верны, то именно здесь, в саду, и лежало золото. Поэтому я всячески сдерживался от того, чтобы пялиться в ту сторону. Ведь из окон ближайшей хаты за мной вполне могли наблюдать. Чинно прошествовав по старой дороге порядка ста двадцати метров, я оказался на краю овражка, длинным языком стекающего к близкому шоссе.

Овраг, как правило, место изначально топкое, особенно в осенне-зимний период. А что, если здесь было устроено нечто вроде гати? К примеру, из бревен, и при определенных обстоятельствах она могла запомниться как первый деревянный мост. Если это так, то мостик через Ульянку был вторым, и, следовательно, мне осталось отыскать последний, третий.

Но прежде чем приступать к дальнейшим поискам, я решил запечатлеть все увиденное. Фотоаппарат бесстрастно зафиксировал и кусок старой дороги, и капустные грядки, и корявые стволы яблонь. Оставалось лишь спуститься в овражек и по нему обогнуть возвышающийся над местностью