Наступил вечер. Гектор сидел в своей башне со ступкой и пестиком в руках. С тех пор как он выслеживал барона и был свидетелем сцены с пиявками, прошло несколько дней. Все увиденное тогда произвело на него неизгладимое впечатление, но не могло отвлечь от главного дела. В память об отце он должен был довести его до конца.

Знаменательный день приближался, и буквально во всех помещениях и коридорах замка царили предпраздничное возбуждение и суета, усугублявшие собственные треволнения Гектора.

Большой мотылек ударился об оконное стекло. Гектор поднял голову и с удивлением заметил в темноте за окном дрожащий огонек в одной из башен напротив.

«Странно, там ведь никто не живет!» — подумал он.

— Мастер Гектор?

Голос донесся из-за двери, но Гектор сразу понял, кто это. Только один человек в Визипиттс-холле мог подняться к нему в башню совершенно бесшумно — непостижимый Герульф.

— Входите! — сказал он, и в дверях появился скелет дворецкого.

При свете свечи тени под его глазами казались абсолютно черными, а щеки — совсем впавшими. Если бы Гектор не знал, кто это такой, то вполне мог бы принять его за какого-нибудь вурдалака.

— Леди Мандибл хочет видеть вас, — произнес Герульф и посмотрел на ступку. — Готовите что-то для бабочек?

— Мм… да, — ответил Гектор и накрыл ступку салфеткой.

— А зачем перчатки? Чтобы не испачкаться?

— Ну да, — подтвердил Гектор и, стянув перчатки, вывернул их наизнанку, опустил засученные рукава рубашки и завязал обшлага. Затем он пригладил волосы и, выйдя из комнаты вслед за дворецким, запер дверь.

Герульф быстро шагал по коридору. Он, как всегда, беззвучно пересек холл, а кожаные каблуки Гектора, как всегда, громко шлепали по мраморному полу в черную и белую шашечку. Наконец они подошли к большим двойным дверям черного дерева, открывавшим доступ к покоям леди Мандибл. Герульф сделал знак Гектору, чтобы он подождал, и скрылся за дверями. Гектор тут же приложил ухо к полированному дереву, но не услышал ни звука и был захвачен врасплох неожиданно появившимся дворецким. Герульф пригласил его войти.

Он оказался в большой полутемной комнате с высоким потолком. Когда глаза привыкли к темноте, Гектор огляделся. Вдоль стен тянулись книжные полки, между которыми в сводчатых нишах виднелись разнообразные скульптуры из черного мрамора — от античных бюстов до сидевших, поджав ноги, раскормленных чертенят. Две отполированные до блеска жирандоли освещали комнату в ее дальнем конце.

— Гектор?

Леди Мандибл стояла у камина. В этот вечер ее фигуру обволакивал фиолетовый бархат, в черных волосах мерцали отблески пламени, крупные камни на шее и запястьях и кольца на пальцах сверкали. Она поманила Гектора крашеным ногтем.

Его ноги тонули в глубоком ворсе ковра. Уже чувствуя жар очага, он поднял глаза и застыл как вкопанный.

— О-ох! — только и смог выдавить он. На стене над каминной полкой была выставлена вся коллекция бабочек, хранившаяся некогда в их доме. — Откуда… — прошептал Гектор, и рука его невольно коснулась кокона на шее.

— Они великолепны, не правда ли? — произнесла леди Мандибл гладким, как шелк, и вдвое более скользким голосом. Она положила руку Гектору на плечо, и ему показалось, что даже через жилет и рубашку его пронзил холод. — Вроде бы они принадлежали одному разорившемуся господину. Боврик отыскал их в городе. Как только он рассказал мне об этом, я поняла, что мне требуется для того, чтобы праздник в этом году был не похож на все другие.

Гектор сразу вспомнил упаковочную клеть, которую Боврик вывез из конторы Бэдлсмайра и Ливланда. «Какая ирония судьбы!» — подумал он. На мгновение ему даже представилось, что он прибыл в замок не ради отмщения, а лишь для того, чтобы вернуть эту коллекцию бабочек, по праву принадлежавшую им с отцом.

— Коллекционирование бабочек называется лепидоптерологией, — отозвался он ровным тоном. — Название происходит от греческого слова lepidos, которое означает «рыбья чешуя», потому что чешуйки на крыльях бабочек напоминают ее. Именно они, отражая свет, делают бабочек такими красочными.

Леди Мандибл пристально посмотрела на него.

— Твои познания уже в который раз удивляют меня, юный Гектор, — произнесла она и, ткнув пальцем в его поясницу, препроводила его к креслу и сама села напротив. — А как там мои бабочки? Ты ведь понимаешь, что успех праздника зависит от тебя.

— Они будут готовы, — ответил Гектор. Ее гипнотизирующий взгляд вызывал у него дрожь. Он не мог избавиться от ощущения, что леди Мандибл знает о нем гораздо больше, чем он рассказал ей. Но это, конечно, было нелепо…

— Однако я пригласила тебя не по этой причине, — продолжила она. — От слуг я узнала, что ты мастер загадывать загадки. — Леди Мандибл любезно улыбнулась. — Я хочу, чтобы ты написал мне какую-нибудь. Она должна быть непростой и интересной, но это, как я понимаю, для тебя не проблема.

Гектор невольно почувствовал себя польщенным.

— Да, это нетрудно, миледи.

Секунду-другую подумав, он взял перо и плотный лист бумаги кремового цвета, который она положила на маленький разделявший их столик, и быстро записал одну из своих любимых загадок, постаравшись, чтобы буквы выглядели особенно красиво. Он был уверен, что это тоже произведет на нее впечатление. Сложив листок, он передал его леди Мандибл.

Лисандра встала, давая тем самым понять, что аудиенция окончена. Отвернувшись от Гектора, она развернула листок.

На обратном пути Гектору послышался чей-то голос, раздававшийся за стенами замка. Подойдя к ближайшему окну, он выглянул. В темном заснеженном дворе бродил какой-то человек. При ходьбе он волочил одну ногу. Лорд Мандибл! Гектор напряг слух и разобрал повторявшийся отчаянный призыв: «Поссет! Поссет!»

Гектор покачал головой, уже в сотый раз подивившись тому, какое странное место этот Визипиттс-холл.

Гектор взбирался по винтовой каменной лестнице в одну из шести башен, возвышавшихся по углам замка, — в ту самую, где ранее заметил огонек. Он не мог усидеть спокойно, не выяснив, что бы это значило. А что касается странного разговора с гипнотической леди Мандибл, то его он, напротив, старался выкинуть из головы.

Лестница спиралью вилась вверх, оставляя в центре глубокий темный провал. С потолка примерно до середины башни свисал трехъярусный светильник на длинной толстой цепи — точно такие же висели и в его башне, и в той, более комфортабельной и менее загаженной, которую занимал злодей-барон.