Ого!

— Так что же он сделал, чтобы убедить их «расстаться»? Целиком проглотил бабушку?

— Ох, Бен! Они переехали на другой континент. Это значит, им пришлось бы на полгода помещать его в карантин, а он привык быть среди людей и свободно бегать по большому саду. Пес будет чувствовать себя несчастным, если его на целый день запереть в вольер.

Бен мог бы найти десяток аргументов, опровергающих ее взгляд на дворнягу. Но как он мог противоречить ей, когда уже столько раз просил ее пойти на компромисс? И, по справедливости говоря, пес казался довольно ласковым.

И хитрым! Словно понимая, что его будущее висит на волоске, он примостился у ног Бена с нежнейшей собачьей ухмылкой на морде.

— Ox-ox. — Бен покосился на дворнягу. А тот влюбленно смотрел на него и преданно махал хвостом. — У него есть имя?

— Конечно. Дети в его прежнем доме звали его Клиффорд.

Боже милостивый! Разве человек в здравом уме может дать собаке такое имя?

— Его следовало назвать Оскаром, — проворчал Бен, когда пес по-джентельменски — давай познакомимся! — поднял лапу. — Он великий артист.

— Значит, мы можем оставить его и позволить жить в доме?

Будто она не знает, что, когда так смотрит на него, он готов разрешить ей держать даже крокодила!

— Конечно, — согласился он, — мы можем его оставить.

— Ох, Бен! — Джулия обвила руками его шею и прижалась к нему. — Я люблю тебя!

— А я тебя. И готов доказать тебе это. — Он потянул ее к дому. — Но без старины Клиффорда!

Воскресным полднем объявились теща и тесть.

— Мы узнали, что ребенка выписали из больницы, и почувствовали, что нам по меньшей мере надо заехать, — объявила Стефания. Очевидно, она и минуты не сомневалась, что делает им великое одолжение. — Джулия, дорогая, у тебя совершенно изнуренный вид. Когда твой муж предполагает нанять женщину, которая будет смотреть за его мальчиком?

— Моего мальчика, — Бен заставил себя говорить спокойно, — зовут Майкл.

— Правда? — Стефания вскинула безукоризненно выщипанные брови. — Это семейное имя, Бенджамен?

— Нет.

— Тогда, возможно, семейное со стороны его матери? — Стефания позволила себе чуть заметную самодовольную ухмылку.

— Знаете, Стефания, — он ответил такой же самодовольной ухмылкой, — если кто-нибудь и знает наизусть родословную Монтгомери, так это только вы.

Она так быстро закрыла рот, что аж щелкнула зубами. Лицо у нее побагровело от досады, она критическим взглядом окинула кухню.

— Это работа ваших дизайнеров?

— Да. Вы не хотели бы заказать что-либо подобное для вашего дома?

— Не думаю! — Она элегантно пожала плечами.

— И это к лучшему, — согласился он. — Вам пришлось бы почти год ожидать своей очереди.

— Мама, позволь показать тебе остальной дом. Джулия умоляюще посмотрела на Бела.

Он пожал плечами, словно прося прощения.

Когда женщины ушли, отец Джулии прокашлялся и заговорил:

— Иногда моя жена ставит людей в неловкое положение, не желая этого. Знаете, па самом деле она очень застенчивая.

Ваша жена живая ведьма, подумал Бен. Но какой смысл говорить об этом? Одного взгляда на Гарри Монтгомери достаточно, чтобы понять подкаблучник со стажем. Самая большая загадка в том, как Фелисити ухитрилась произвести такого беспозвоночного отпрыска.

— Как себя чувствует ваш сын? — продолжал Гарри. Его явно нервировало, что они не ведут легкой светской беседы. — Он будет способен вести.., нормальную жизнь, когда вырастет?

— Да, Гарри. — Бену с трудом удалось сохранить серьезное выражение лица. — Хирурги не тронули его будущее мужское достоинство, если вы это имеете в виду. Самое большое, с чем столкнется Майкл, так это с женским любопытством. Когда он вырастет и сможет иметь любовные отношения с молодой женщиной, она, увидев его шрам, захочет знать, как он получил его.

Старший мужчина нервно таращил глаза в сторону, куда ушла жена.

— Как насчет пива, пока мы ждем женщин? — Бен улыбнулся и показал большим пальцем на холодильник.

— Я уже много лет не пью пива, — сказал Гарри. — Стефания не держит его в доме.

— Мы выпьем пива на воздухе. Слишком приятный день, чтобы сидеть в помещении. И собака составит нам компанию.

Стефания нашла их через десять минут.

— Гарри, нам надо ехать, — объявила она, неодобрительно косясь на Клиффорда.

— Я еще не допил пиво, — сообщил Гарри. — И я тоже не прочь совершить экскурсию по дому. В отличие от тебя, дорогая, мне понравилось, что Бен сделал в кухне. Теперь я горю нетерпением осмотреть весь дом.

Если бы Гарри подпрыгнул и укусил ее в лицо, Стефания бы, наверно, не выглядела такой ошеломленной.

— Тебе придется подождать до другого раза. Она разделяла каждое слово па железные слоги. Ребенок хнычет. Джулия пытается успокоить его.

Почему на нее взвалили заботу о ребенке, мне недоступно понять.

— Джулии нравится ухаживать за малышом, беспечно заметил Бен. — Нам обоим нравится. Родительские заботы сближают нас.

— Как мило. — Стефания обнажила зубы в ледяной улыбке. — Пойдем, Гарри.

Укрощенный Гарри поставил бутылку с недопитым пивом и поплелся вслед за женой.

Джулия не сознавала, что дремлет, пока Бен не коснулся ее плеча.

— Дорогая, иди ложись. А я посижу с Майклом.

— Это все кресло. — Она подавила зевок. — Оно слишком удобное.

— Скорее, ты мало отдыхаешь. Мне неприятно признавать, но твоя мать права. У тебя, солнышко, изнуренный вид.

— Я прекрасно себя чувствую. — Джулии была приятна его забота. — И я люблю укачивать Майкла. Родители еще здесь?

— Уехали минут десять назад.

— Хорошо! — Она вздохнула с облегчением.

— Я думал, ты будешь рада видеть их. Мне, конечно, и в голову не приходило, что они проделают такой путь только для того, чтобы узнать, как чувствует себя Майкл.

— Трогательный жест, любимый. — Джулия переместила малыша на другое плечо. — Мы оба знаем, что ничто не заставит мою мать отказаться от воскресной полуденной игры в гольф. Она надеялась найти наш брак в обломках, а меня готовой уложить вещи и вернуться домой. Она сразу, как приехала, спросила, долго ли я еще собираюсь вариться в каше, в которую сама себя бросила.

— И долго собираешься? — Он поймал ее колени широко расставленными ногами и сжал их.

— Всю жизнь! — страстно воскликнула она. — И я дала ей это понять, не оставив зацепки для недопонимания. Я никогда не доставлю ей удовольствия сказать: «Я же тебе говорила!»