Он ненадолго замолчал, и Мэгги поймала себя на мысли, что едва осмеливается дышать.

— Мы стали встречаться. Я был еще зеленым юнцом, но знал, что у Бренды уже не первый. Однако мне было все равно, я был влюблен, и она казалась мне лучше всех. Однажды Бренда пригласила меня домой познакомиться с ее семьей.

Джек снова повернулся к Мэгги и чуть заметно пожал плечами.

— Все шло хорошо, пока они не услышали мою фамилию. Что тут началось! Братья Бренды выволокли меня на лужайку перед домом и избили так, что на мне живого места не осталось.

— Неужели Бренда не вступилась за вас? — в ужасе прошептала Мэгги. — И куда смотрели их родители?

Джек мрачно усмехнулся.

— Отец Бренды заявил, что не желает видеть меня в своем доме, фактически он руководил избиением. А Бренда… она пошла на поводу у родных, во всяком случае, остановить их не пыталась. Я поначалу думал, что она просто испугалась, и потом несколько раз пытался с ней увидеться, но она отказывалась. В конце концов Бренда подослала ко мне подружку, и та от ее имени доходчиво объяснила, что я родился не на той стороне улицы и что Бренда больше не желает меня видеть.

— Ах, Джек…

Мэгги смотрела на него — высокого, сильного, красивого, загадочного, пугающе чувственного, неотразимо привлекательного — и удивлялась, как Бренда могла отказаться от такого мужчины.

— В последующие полгода в моей жизни произошли две крупные перемены, — продолжал Джек ровным голосом. — Во-первых, умерла моя мать, во-вторых, мне представился случай, какой выпадает раз в жизни, и я ухватился за него обеими руками. Я был близок к тому, чтобы заработать свой первый миллион, и слух об этом произвел в нашем небольшом городке фурор. Я вдруг превратился в человека, которого все жаждут пригласить в гости. Мы с Джессикой переехали в новый дом и наняли экономку, вскоре после этого к нам нагрянули Бренда и ее папаша.

Джек выпрямился, отошел от стены и прошелся по кухне.

— Оказалось, что Бренда беременна. Она заявила, что отец ребенка — я. Как будто забыла, что я не видел ее несколько месяцев, не говоря уже обо всем прочем.

— И что же вы сделали? — Глупый вопрос, Мэгги достаточно хорошо узнала Джека, чтобы догадаться, что именно он сделал.

— Велел им убираться из моего дома. — Даже сейчас, по прошествии стольких лет, Джек вспоминал ту сцену с оттенком мстительного удовлетворения. — Тут папаша Бренды показал себя во всей красе, стал угрожать, что пустит в ход все свои связи и погубит меня. Недели две он меня шантажировал, а когда стало ясно, что я не поддаюсь, за дело принялась Бренда — она попыталась упирать на чувства. — В голосе Джека было не больше теплоты, чем в потрескивании льда морозным утром.

— А ребенок никак не мог быть вашим?

— Ну разве что произошло чудо и беременность Бренды длилась тринадцать месяцев…

— Но вы что-нибудь предприняли?

— Вы имеете в виду, чтобы доказать свою невиновность? Это я-то, Джек Мэйден? Кто бы мне поверил! Судьба сама рассудила по справедливости. Когда ребенок родился, вопрос о моем отцовстве отпал сам собой — у Бренды родился мулат, вернее, мулатка. Оказывается, наша принцесса иногда любила покувыркаться в сене с негром, был у нас в городке один такой черный супермен, капитан команды баскетболистов. Но, разумеется, даже звезда баскетбола, если он чернокожий, не мог претендовать на то, чтобы надеть кольцо на палец дочке нефтяного магната. — Усмешка Джека, пожалуй, могла бы обратить в бегство и акулу. — Я позаботился о том, чтобы эта новость не осталась без внимания корреспондентов местных газет. — Он пожал плечами. — В конце концов, деньги тоже имеют свои неоспоримые преимущества.

Мэгги не сомневалась в том, что Джек способен отомстить. Понимала она и другое: этот инцидент больно ранил молодого человека и во многом способствовал его превращению в того циничного мужчину, который стоял сейчас перед ней.

— К чему я рассказал вам эту историю? — Джек в упор посмотрел на Мэгги, застывшую на стуле. — Я хочу, чтобы вы знали: я никогда не стану вас шантажировать, и уж тем более для того, чтобы уложить в свою постель. Когда вы станете моей, это произойдет потому, что вы захотите этого так же сильно, как я.

— Когда, а не если? — Мэгги хотела, чтобы в ее голосе слышалось негодование, но получился какой-то жалкий лепет.

— Вот именно, когда вы станете моей, — подтвердил Джек.

Он неспешно, демонстративно медленно подошел к ней, поднял ее со стула и привлек к себе. В обуви без каблуков Мэгги доставала Джеку лишь до плеча, его внушительные размеры должны были бы показаться ей угрожающими, но Джек не пугал ее, а возбуждал. Уильям был крупным мужчиной и не стеснялся пользоваться этим преимуществом при каждом удобном случае, поэтому до встречи с Джеком высокий рост и широкие плечи всегда ассоциировались у Мэгги с угрозой, но с Джеком все было по-другому. Джек обнял Мэгги за талию и крепче прижал к себе. Его знакомый запах, знакомая твердость мышц лишь усилили возбуждение Мэгги. Но Джек не поцеловал ее, как она ожидала. Он лишь смотрел на нее сверху вниз, силой взгляда удерживая ее взгляд.

— А вы? Обо мне вы теперь все знаете, но что вас сделало такой, какая вы есть?

— Что вы имеете в виду? — Мэгги вдруг поняла, что ей не нравится, какой оборот принимают события. Она попыталась отстраниться, но Джек будто и не заметил ее потуг. — Вы ничего обо мне не знаете!

— Тут вы сто раз правы, — насмешливо протянул Джек. — Я знаю о вас чертовски мало, но и то, что знаю, кажется до нелепости парадоксальным. Вы прекрасны, — Мэгги снова попыталась оттолкнуть его, но это было все равно что пытаться сдвинуть бетонную стену, — ваша фигура может свести мужчину с ума, вы не замужем, преданы своей работе. Все это было бы замечательно и вполне понятно, будь в вашей жизни мужчина — если не сейчас, то хотя бы в недавнем прошлом. Но, если верить матери Филипа, которая знает это со слов матери Агнес, вы уже несколько лет ни с кем не встречаетесь. Почему, Мэгги?

Ох уж эти семейные сплетни! Чувствуя, что ее щеки заливает румянец, и злясь на себя за это, Мэгги с вызовом вздернула подбородок.

— Это вас не касается.

— Мерзавец, который причинил вам боль… что он сделал? Это действительно было так страшно? — мягко спросил Джек. В его глазах вдруг не осталось ни тени насмешки, голос стал густым, как расплавленный шоколад.

Мэгги знала, что Джек наверняка чувствует напряжение, сковавшее каждый нерв, каждый мускул ее тела, но ничего не могла с собой поделать. От его нежности ей хотелось плакать. Она посмотрела ему в глаза. Джек по-прежнему обнимал ее, его лицо было так близко, что Мэгги видела каждую из его невероятно густых и слишком длинных для мужчины ресниц. Господи Боже, как же быть?

— Это не то, что вы думаете, — пролепетала она наконец.

— Вы не знаете, что я думаю.

Вы не представляете, как меня мучают картины, которые мне подкидывает воображение, когда я позволяю себе задуматься над тем, что этот подонок с вами сделал, мог бы добавить Джек, но не стал. В его голове роились сотни вопросов, но он не знал, хватит ли ему духу задать хотя бы один — и услышать ответ. Это он-то, несгибаемый Джек Мэйден, который привык идти напролом и никогда ничего не боялся! Но тут случай особый.