С тех пор все уже устали считать его подвиги и, увы, его любовниц. Потому что юноша очень нравился женщинам, куда больше, чем этого хотелось подраставшей девочке, на которую он обращал все меньше и меньше внимания…

— Наш мессир Франсуа выглядит как предводитель викингов, — смеялся шевалье де Рагнель. — Он и ростом удался, и такой же безграмотный! Но какой потрясающий парень!

Франсуа и вправду был красив. Теперь он носил титул герцога де Бофора, переданный ему отцом четыре года назад, после возвращения из Италии. Рост под два метра. Плечи борца. Тело, которое могло бы служить образцом для статуи греческого атлета. Загорелая кожа, задубевшая от солнца и непогоды и обретающая некоторую белизну только тогда, когда ее хозяин проводил долгое время в постели или на кушетке, выздоравливая после очередного ранения. Смеющееся лицо украшено знаменитым массивным носом Бурбонов, но его освещают удивительно прозрачные синие глаза. Такого цвета бывают ледники высоко в горах. Белоснежные зубы хищника, от вида которых бросало в дрожь.

Результат — множество женщин сходили по нему с ума. В Париже шептались, что сама королева неравнодушна к Франсуа де Бофору. И это не считая многочисленных невест, которых ему приписывали. Разумеется, об отъезде на Мальту речь вообще не шла. И маленькая Сильви, влюбленная в своего давнего спасителя, почти жалела об этом. По меньшей мере среди монахов-солдат и монахов-моряков вопрос о свадьбе никогда бы не возник.

Потому что именно этого Сильви и боялась больше всего! Франсуа женится — теперь она называла его мессиром Франсуа — и будет навсегда для нее потерян. Ведь она из столь мелкопоместной знати, что, конечно, не может считать себя достойной его. Спасибо и на том, что герцогиня Вандомская и ее дочь полюбили Сильви и не отправили ее в монастырь учиться. Но это было связано и с тем, что Вандомы вообще с потрясающим высокомерием относились к образованию. Они придерживались того весьма распространенного принципа, что человек светский и так достаточно знает. Латынь, владение оружием, Святое писание, умение хорошо держаться при дворе, то есть играть на музыкальном инструменте и танцевать, да еще верховая езда — вот этого и хватит. Вандомы считали бесполезным загружать мозги своих отпрысков историей, географией, математикой, философией и прочим вздором.

И если мадемуазель де Лиль знала больше, чем остальные, то только благодаря человеку, ставшему ее крестным отцом и наставником. Персеваль де Рагнель сам был хорошо образован, он и приучил девочку к книгам, научил ее говорить по-испански и по-итальянски. А когда выяснил, что у Сильви очень милый голосок, нежный и чистый, как хрусталь, то обучил ее пению и игре на лютне и гитаре.

К пятнадцати годам Сильви была уже вполне взрослой и обладала всеми обязательными для девицы благородного происхождения достоинствами. Танцевала так, что потрясала всех. Умела шить, вышивать и вести дом, который, к сожалению, не имел ни малейших шансов стать домом принца. Кроме того, Сильви была просто очаровательна. Не слишком высокого роста, но хорошо сложенная, скорее грациозная, чем красивая. К тому же живая и пикантная. У нее было личико сердечком, сохранившее еще детское выражение. Короткий носик, готовый в любую минуту сморщиться от смеха, веснушки, круглые щечки и очень белые зубы, которые она частенько демонстрировала в лукавой улыбке. Самым большим ее достоинством оставались светло-карие миндалевидные глаза и каштановая шевелюра с удивительными, почти совсем светлыми прядями. Причесанные по последней моде волосы упругими блестящими локонами свисали по обеим сторонам лица и удерживались шелковой лентой, а остальная масса была убрана в пышный пучок на затылке.

В этот день ленты были из белого шелка, да и весь наряд выглядел очень элегантно. Жаннетта, ставшая ее горничной и повсюду следовавшая за своей хозяйкой, одела ее в темно-зеленое бархатное платье с большим воротником и высокими манжетами из венецианского гипюра снежной белизны. Наряд довершали маленькие ботинки на меху, а также перчатки, золотая цепь и просторный плащ с капюшоном, отделанный и подбитый мехом куницы.

Герцогиня, в противоположность своему мужу обычно весьма экономная, настояла на том, чтобы ее протеже хорошо выглядела при дворе, славившемся своей элегантностью. Поэтому она и снабдила Сильви таким гардеробом, чтобы девушка всегда могла показаться в самом выгодном для себя свете, даже на охоте. К тому же Франсуаза Вандомская снабдила ее экземпляром книги «Жития святых» и одним из тех толстых молитвенников, что появились в начале века. Каждая добрая христианка должна иметь такой, разумеется, при условии, что она умеет читать.

И вот Сильви сидела в карете напротив герцогини Вандомской, непрестанно бормотавшей молитвы. Она смотрела, как мимо проплывают серые дома, серое небо, проходят серые люди. Ее сердце билось быстрее обычного, и девушка все время спрашивала себя, что ожидает ее в конце пути.

Вдруг тяжелая карета остановилась. Возле дверцы появился кучер. Сняв шляпу, он спросил:

— Госпожа герцогиня, по какой улице мне ехать? Австрийскую перегородила перевернувшаяся телега с капустой…

— Да, я вижу, — откликнулась герцогиня, которая, несмотря на бормотание молитв, живо интересовалась происходящим. — Поезжайте через площадь Трагуарского креста. Так мы ненамного опоздаем.

— Но там что-то слишком много народа. А вдруг нам будет трудно проехать?

— Кого-нибудь казнят, вне сомнения! Ну что ж, мы подождем и помолимся о душе несчастного, который покидает этот мир в такую плохую погоду!

В самом деле, на маленькой площади толпа ждала казни. Здесь, на пересечении многих улиц, казнили довольно часто. Сюда отправляли мелкую сошку, недостойную помпезности Гревской площади. В этот день, как сообщил кучер дамам в карете, собирались колесовать вора.

Несмотря на лютую стужу, вокруг низкого эшафота столпилось много людей. На помосте возвышалось большое колесо. На нем палач растянет тело осужденного, перебьет ему конечности и пробьет грудь, а потом оставит умирать. Смерть придет за несчастным тогда, когда будет угодно богу…

Если кучер и надеялся провести карету сквозь толпу, ему пришлось от этого отказаться. Палач занял свое место, и двухколесная тележка для сбора мусора, окруженная лучниками судейства, уже везла приговоренного.

С того места, куда кучеру удалось подогнать экипаж, почти на углу улицы Пули, герцогиня и Сильви смогли достаточно близко увидеть мрачный кортеж. Человек, рядом с которым стоял закоченевший монах, оказался молодым, сильным, одетым в одну лишь рубаху, и, судя по всему, он ничего не боялся. Осужденный безучастно взирал на приближающийся эшафот, если иногда он вздрагивал, то только от холода. Мужчина даже не делал попытки

обернуться, чтобы взглянуть на мальчишку, который бежал следом за тележкой, заливаясь слезами и крича. Мальчику было лет десять, и он, кажется, дошел до последней степени отчаяния. Какая-то женщина в толпе заметила:

— Бедный паренек! Это не его вина, что у него отец вор! У малыша, наверное, никого больше нет на свете…