Для того чтобы продемонстрировать вам, какие огромные инвестиции были вложены в этот проект, я приведу всего один пример. Взгляните вот сюда.

Гемов посветил фонариком назад, и мы увидели рядом с тем проходом, из которого только что вышли, вход в огромный тоннель.

– Этот тоннель тянется на двадцать километров, однако из соображений секретности все необходимое для работы центра доставлялось к противоположному выходу, а затем перевозилось сюда. Со стороны это выглядело так, будто большие партии груза исчезают куда-то бесследно, и чтобы не вызывать ненужных вопросов, здесь построили самый настоящий маленький город. Но только, опять же из соображений секретности, в этом городе никто не жил. Это был бесполезный город-призрак.

Чтобы скрыть радиоактивное излучение, которым сопровождались исследования искусственной молнии, весь центр был сооружен под землей. Сейчас мы находимся в средней по размерам лаборатории; остальные помещения центра были наглухо запечатаны или уничтожены, и теперь попасть в них больше нельзя.

В свое время там размещалось сложное экспериментальное оборудование – например, самое большое в мире устройство моделирования молний, генератор сложных электромагнитных полей, а также большая аэродинамическая труба для всестороннего анализа условий, при которых возникают шаровые молнии. Взгляните вот на это.

Мы подошли к высокому железобетонному постаменту с уходящей вверх лестницей.

– Вы можете представить себе платиновый электрод высотой с многоэтажный дом? Такой электрод был установлен на этой платформе.

Нагнувшись, Гемов подобрал что-то с земли и протянул мне. Это был тяжелый железный шарик.

– Похоже на шарик от подшипника.

Гемов покачал головой:

– В ходе моделирования молний стальные конструкции под сводами тоннеля плавились, и капли металла, падая, затвердевали вот во что.

Посветив фонариком на землю, я действительно нашел много железных шариков.

– Молнии, которые моделировались в центральной лаборатории, по своей магнитуде превосходили естественные молнии, возникающие в природе, – продолжал Гемов. – Они были настолько мощные, что система слежения за ядерными взрывами НАТО фиксировала ударные волны. В НАТО решили, что Советский Союз производил подземные ядерные испытания, и наше правительство с этим согласилось, что привело к большому скандалу на переговорах о ядерном разоружении. Во время моделирования молний сотрясались окрестные горы, образовавшийся во время искусственных вспышек озон поднимался над землей, и в радиусе ста километров воздух приобретал необычайно свежий запах. В ходе испытаний генератор электромагнитного поля, микроволновый излучатель и аэродинамическая труба работали в самых разных режимах, а результаты загружались для анализа в мощную электронно-вычислительную машину. Нередко параметры исследований превосходили самые экстремальные условия, какие только встречаются в естественной обстановке: сверхмощные молнии порождались в сложном лабиринте электромагнитных полей или среди микроволнового излучения, способного за считаные минуты испарить всю воду в пруду… Испытания продолжались непрерывно в течение тридцати лет.

Я поднял взгляд на ступенчатую платформу, на которой когда-то находился мощный электрод. Лучи трех наших фонариков выхватывали ее на фоне недр ночного мрака, подобную ацтекскому алтарю в густых джунглях, и тоже священную. Мы, жалкие охотники за шаровой молнией, чувствовали себя здесь паломниками, пришедшими в огромный храм, преисполненными страха и благоговейного восхищения. Глядя на бетонную пирамиду, я гадал, сколько людей на протяжении последних тридцати лет были принесены здесь в жертву.

– Ну а конечный результат? – спросил я. Вот он, самый главный вопрос.

Гемов достал новую сигарету, не спеша закурил, сделал глубокую затяжку, но ничего не сказал. Свет фонарика не позволял мне рассмотреть выражение его лица, но он напомнил мне Чжан Биня, с неописуемой болью описывающего свою жизнь исследователя, занимающегося проблемой шаровой молнии. И я сам ответил за Гемова:

– Успеха вы так и не добились, правильно?

И тотчас же я осознал, что ошибся, потому что Гемов рассмеялся.

– Молодой человек, ты мыслишь чересчур упрощенно. Шерлок Холмс говорил: «Ошибочно путать странное и таинственное. Самое обыкновенное преступление нередко оказывается самым загадочным». Было бы очень странно, если бы за тридцать лет исследований не было никаких результатов – настолько странно, что исследования обязательно продолжались бы. Трагедия заключалась как раз в отсутствии этой странности. На протяжении тридцати лет нам удалось тридцать семь раз успешно воспроизвести шаровую молнию.

Пораженные, мы с Линь Юнь на какой-то миг лишились дара речи.

Гемов снова рассмеялся.

– Могу себе представить, что вас сейчас раздирают два противоречивых чувства. Главное – это, конечно, радость, поскольку военного на самом деле интересует лишь возможность производства оружия. Однако при этом вы сильно огорчены, как был огорчен Скотт, когда, достигнув Южного полюса, увидел там норвежский флаг, оставленный Амундсеном. Но на самом деле оба этих чувства ошибочные. Шаровая молния остается загадкой, нам известно о ней только то, что мы знали, когда впервые пришли сюда больше тридцати лет назад. На самом деле мы ничего не получили.

– Что вы хотите сказать? – недоуменно спросила Линь Юнь.

Выпустив облачко дыма, Гемов какое-то время наблюдал за его превращениями в лучах света, погруженный в воспоминания.

– Первая успешная генерация шаровой молнии случилась в 1962 году, через три года после начала исследований. Я лично был свидетелем этого. После мощного разряда в устройстве моделирования она появилась в воздухе, светло-желтая, тянущая за собой хвост. Полетав секунд двадцать, молния бесшумно исчезла.

– Могу себе представить ваш восторг, – заметила Линь Юнь.

– Опять ошибка, – покачал головой Гемов. – Для нас шаровая молния была лишь обыкновенным электромагнитным явлением. Первоначально проект «3141» не был таким масштабным, поэтому в тот момент все от высшего военного командования и руководства Академии наук и до ученых и инженеров, непосредственно задействованных в исследованиях, не сомневались в том, что стране, только что пославшей человека в космос, нужно только сосредоточить усилия и создание искусственной шаровой молнии станет всего лишь вопросом времени. На самом деле многие были удивлены тем, что первых результатов пришлось ждать целых три года. И когда появилась шаровая молния, мы испытали не восторг, а лишь облегчение. В тот момент никто не мог предвидеть, что впереди нас ждут двадцать семь бесплодных лет и в конечном счете полная неудача.

И в тот момент наша уверенность казалась обоснованной: в отличие от природной молнии, условия и параметры возникновения искусственной молнии были подробно записаны. Я до сих пор могу повторить их по памяти. Сила тока 12 000 ампер, напряжение 80 миллионов вольт, время разряда 119 миллисекунд. Совершенно обыкновенная линейная молния. В момент электрического разряда скорость воздушного потока составляла 2,4 метра в секунду, мощность микроволн 550 ватт, также внешнее электромагнитное поле… И множество других параметров, от таких простых, как температура и давление воздуха, до специфических вроде сверхвысокой записи траектории молнии и инструментальной оценки силы и формы электромагнитного поля и радиоактивного излучения. И так далее, и так далее, все это было записано в тетрадь толщиной с четыре тома «Войны и мира», помеченную грифом «Совершенно секретно». Все это происходило как раз во время Кубинского ракетного кризиса, и я помню, как Ниернов, держа в руках папку с протоколами исследований, сказал: «Ничего страшного, если мы заберем ракеты назад. Теперь у нас есть кое-что получше. Империализм содрогнется!» Мы были уверены в том, что, генерируя молнии с такими параметрами, мы получим нужное количество шаровых молний.