Мисс Перкинс, дама царственного вида и бальзаковского возраста, проработала в отделе связей Британского консульства в Марселе почти двадцать лет, до тех пор, пока он не закрылся. На ней была накрахмаленная белоснежная блузка, застегнутая у ворота брошью с камеей, темная юбка и туфли, которые она наверняка называла «практичными». С первого слова она взяла ход собеседования в свои руки.

— Вы предпочли бы беседовать по-английски или по-французски? Думаю, вам удобнее по-английски.

— Все верно. Приступим? Гастон, наверное, рассказал вам, что нам требуется? В тендерном комитете не все бегло говорят по-английски, а мне бы хотелось, чтобы презентация была как можно более понятной и профессиональной. Это может иметь важную роль при принятии ими решения.

На розовом лице мисс Перкинс появилось страдальческое выражение.

— Простите, мистер Левитт, но в английском языке роль не «имеют», а играют. Иметь можно значение. Это одна из самых распространенных ошибок наших друзей-американцев. — Она поспешила смягчить замечание ласковой улыбкой. — А теперь, я думаю, мне следует получить текст презентации, чтобы сделать письменный перевод на французский для раздачи членам комитета. Это возможно?

— Разумеется, мисс Перкинс.

— Прошу вас, дорогой, — подняла она пухлую руку, — зовите меня Дафной. Нам, в конце концов, предстоит вместе работать.

Сэм проводил мисс Перкинс до ее машины, классического малыша-«Ситроена-2СV», и вернулся к Элене.

— Ты была права. Гораздо более подходящая. Честно говоря, она просто не оставила мне выбора. Взяла все в свои руки, а меня это вполне устраивает. Ты же знаешь, что я обожаю женщин с сильным характером.

Элена закатила глаза, но промолчала.

Они вернулись в гостиную и там обнаружили Филиппа, который только что закончил разговор по мобильному и теперь потирал ребра. Синяк под его глазом превратился из черного в пятнисто-желтый.

— Я говорил с Этьеном, — сообщил он, — моим приятелем из Управления полиции. Он по моей просьбе проверил сводки за последние несколько дней и обнаружил, что было подано два заявления о краже мотоциклов, и как раз в тот день, когда меня сбили. Именно так и поступают профессионалы: они никогда не используют собственные колеса. Вот посмотри. — Он повернул к ним свой ноутбук и прочитал текст по-английски.

Драматический заголовок гласил: «МОЯ ВСТРЕЧА СО СМЕРТЬЮ НА ШОССЕ КОРНИШ», а текст начинался с подробного описания нападения, из которого следовал вывод, что действовали профессионалы. Далее Филипп размышлял о том, что случилось. Он не называл никаких имен и ограничивался вопросами: «Почему именно в это время?», «Кто за этим стоит?», «Какие могут быть мотивы?». А в самом конце — несколько прочувствованных слов о том, что нападение на журналиста — это нападение на всю свободную прессу.

— Ну как вам? — Филипп захлопнул ноутбук и погладил его крышку. — Кстати, вы не могли бы сфотографировать меня крупным планом, пока синяк не сошел?

— Я не знаю, Филипп, — покачала головой Элена. — Ты уверен? Эти ребята ведь не шутки шутят.

— Думаю, Филипп прав, — вмешался Сэм. — Такое нельзя спускать. Если за этим стоит Уоппинг, в чем я лично не сомневаюсь, он поспешит убраться к себе в Англию. Пока Филипп живет здесь, ему ничто не угрожает. И возможно, после такой публикации Уоппинг будет вести себя поприличнее. И полиции статья пойдет на пользу.

Элена принесла фотоаппарат и сфотографировала Филиппа на фоне белой стены. Он изо всех сил старался выглядеть мрачным и искалеченным. Сэм взглянул на картинку на маленьком экране и показал ее Филиппу.

— Блеск! Ты здесь похож на труп. Пусть только в типографии ничего не ретушируют.

Ребуль вернулся в Марсель после нескольких дней, проведенных в Лондоне. Сэм сразу же позвонил ему и в ответ услышал протяжный стон, который с равным успехом мог выражать и удовольствие, и боль. Только потом раздался голос Ребуля:

— Простите, Сэм. Мне тут делают массаж, а у этой массажистки стальные пальцы.

— Как поездка?

— Немного странная. Иногда мне казалось, что я все еще во Франции. Сейчас в Лондоне живет триста — четыреста тысяч французов. Они обосновались в довольно дорогом гетто в Южном Кенсингтоне, которое называют La Vallée des Grenouilles, Лягушачьей долиной, и эта часть Лондона теперь напоминает Париж в плохую погоду. До чего же изменился мир! Ну, теперь расскажите мне, что происходит здесь.

Ребуль внимательно выслушал рассказ о событиях нескольких последних дней и особенно порадовался разговору Сэма с Патримонио. Он несколько раз пробормотал «très bien»[52]и ни разу не прервал Сэма, пока речь не зашла о Филиппе.

— То есть вы рассказали ему все? Журналисту? И вы ему доверяете? Я бы не доверился большинству из них.

— Он гарантировал, что ваше имя не будет упомянуто до тех пор, пока не начнется второй этап — спасательная финансовая операция. Я хорошо его знаю, и, клянусь, он на нашей стороне. Не сомневайтесь.

— Два самых опасных глагола в языке. Но, — Сэм почти слышал, как на том конце провода Ребуль пожимает плечами, — что сделано, то сделано. Вы доверяете ему, а я доверяю вам.

Сэм повесил трубку и про себя горячо помолился, чтобы Филипп сдержал слово. Он знал, что соблазн первым сообщить сенсационную новость практически непреодолим для журналиста и ему будет нелегко. Но все-таки он верил в крайне редкое качество — в порядочность своего друга.

Он набрал еще один номер, на этот раз — мисс Перкинс. Получила ли она все, что требуется для подготовки к презентации? Да, он может не беспокоиться.

— Я почти закончила перевод вашей речи, мой дорогой. Очень мило, хотя пару ошибок все-таки пришлось исправить. Но вы же американец. В любом случае все будет готово и отпечатано завтра утром. Это так увлекательно! Как вы думаете, стоит ли мне присутствовать на презентации на случай, если будут какие-то сложности с французским?

— Дафна, я точно знаю, что без вас не справлюсь.

— Очень хорошо, мой дорогой. Значит, до завтра. Я приеду к вам примерно в полдень и привезу перевод. А сегодня вам надо хорошенько выспаться.

Было три часа ночи, и Брайан с Дейвом без труда нашли место для парковки на шоссе, прямо над пляжем. Не выходя из машины, они могли видеть шатер, расположенный ярдах в пятидесяти от них. Один край тента мягко светился.

— Думаешь, там кто-то есть?

— Наверняка. Какой-нибудь старикашка-охранник.

— А если он дрыхнет?

— Ну так мы его разбудим. Запалим с дальнего конца. Хватит ему времени, чтобы проснуться и дать деру. Все. Двигаем.

Они выбрались из машины, оглядели пустую дорогу и достали из багажника две двадцатилитровые канистры с керосином. Бесшумно ступая, они спустились по ступенькам, прошли по песку и приблизились к шатру. Уже приготовившись облить полотняные стенки керосином, Брайан неожиданно замер.