К ним можно проехать по охраняемой дороге; он как-то раз увидел их с вершины холма, когда прогуливался там со своим инструктором Милошем. По словам Милоша (который был д р у ж к о м Стэнли, сказала Конни, явно намекая на что-то), там было расквартировано особое учебное подразделение, недавно основанное Карлой для подготовки войсковых офицеров к диверсионной работе.

– Итак, дорогой мой, вот что мы имели, – воскликнула Конни. – Г о д а м и ходили слухи, что Карла пытается создать свою частную армию внутри Московского Центра, но у бедняги не хватало силенок. Известно было, что его агентами нашпигован весь земной шар, и, е с т е с т в е н н о , он беспокоится, что, достигнув почтенного возраста, будет не в состоянии управлять ими в одиночку. Известно было также, что, как и любой другой на его месте, он б е з у м н о ревнив и не переносит мысли о том, чтобы передать свою агентуру в руки резидентов в странах-противниках. И, е с т е с т в е н н о , он бы этого не сделал:ты знаешь, как он ненавидит резидснтуры – они, мол, ненадежны, у них раздуты штаты. Точно также, как он ненавидел старую гвардию. Слишком приземленные, так он о них отзывался. Что на самом деле довольно справедливо. Итак, теперь он обладал властью и начал делать что-то такое, на что никто больше не решился бы. Это было в марте 63-го, – повторила она на тот случай, если Смайли забыл.

И ничего из этого, конечно, не вышло.

– Обычное дело: не высовывайся, занимайся своими делами, жди у моря погоды.

Она и не высовывалась три года, пока майора Михаила Федоровича Комарова, помощника военного атташе советского посольства в Токио, не поймали с поличным при передаче ему шести катушек пленки с совершенно секретной разведывательной информацией высокопоставленным чиновником Министерства обороны Японии. Комаров был героем ее второй сказки: не перебежчик, но солдат с погонами артиллериста.

– А наград, Бог ты мой! Вся грудь в орденах! Сам Комаров вынужден был покинуть Токио так быстро, что его собака осталась запертой в квартире, и ее потом нашли подохшей с голоду, чего Конни ему до сих пор не могла простить.

В то же время японский агент Комарова был, конечно же, надлежащим образом допрошен, и, к счастью, Цирку удалось купить отчет об этом допросе у своих коллег из Страны восходящего солнца.

– Кстати, Джордж, если подумать, это ведь ты организовал ту сделку!

С характерной для профессионала гримасой тщеславия Смайли признал, что, вполне возможно, так оно и есть.

Суть рапорта была проста. Японский военный чиновник работал «кротом».

Он был завербован перед самой войной во время японского вторжения в Маньчжурию неким Мартином Брандтом, немецким журналистом, якобы связанным с Коминтерном. Брандт, сказала Конни, было одним из имен Карлы в 30-е годы.

Сам Комаров никогда не состоял в резидентуре внутри посольства в Токио; он работал в одиночку с одним связным и имел прямую связь с Карлой, с которым вместе служил во время войны. Более того, перед тем как прибыть в Токио, он прошел специальную подготовку в новой школе под Москвой, основанной исключительно для учеников, отобранных лично Карлой.

– Короче говоря, – пропела Конни, – братец Комаров был для нас первым и, увы, не самым выдающимся выпускником школы Карлы. Его расстреляли, беднягу, – добавила она, драматически понизив голос. – Они никогда не церемонятся, заметь, не нужны им ни судебные, ни похоронные церемонии: слишком торопятся, гады.

Теперь Конни почувствовала, что может за что-то зацепиться. Зная, по каким приметам искать, она проштудировала досье Карлы. Она потратила три недели в Уайтхолле вместе с армейскими специалистами по Москве, переворошив сводки Советской Армии с непонятными назначениями, пока не посчитала, что из уймы подозреваемых может выделить трех учеников Карлы. Все трое были военными, все трое были лично знакомы с Карлой, все трое были лет на десять-пятнадцать моложе его. Она произнесла их имена как Бардин, Стоковский и Викторов.

При упоминании третьего имени на лице Смайли отразилась скука, его глаза вдруг стали такими усталыми, будто он из последних сил борется с дремотой.

– Ну и что с ними со всеми было дальше? – спросил он.

– Бардин превратился в Соколова, затем в Русакова. Стал членом советской делегации в Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке. Никаких явных контактов с местной резидентурой, никак прямо не замешан в конкретных операциях, никаких резких движений, попыток кого-нибудь завербовать, хорошая, солидная «крыша». Все еще работает там, насколько мне известно.

– Стоковский?

– Нелегально выехал за рубеж, организовал фотобизнес в Париже под именем Гродсску, французского румына Основал филиал в Бонне; предполагается, что там он руководит одним из западногерманских источников Карлы.

– Ну а третий, Викторов? – Пропал бесследно.

– О Господи, – сказал Смайли, казалось, умирая от скуки.

– Прошел подготовку, а затем испарился. Моги умереть, конечно. Мы иногда почему-то с к л о н н ы забывать о естественных причинах.

– О да, конечно, – согласился Смайли. – Разумеется.

Он обладал особым искусством, выработанным за долгие годы скрытной жизни, искусством умения слушать некой внешней частью мозга, позволяя излагаемым событиям разворачиваться прямо перед его мысленным взором, в то время как другая, совершенно отдельная часть его сознания в спешном порядке устанавливала временные связи, В данном случае связь вела от Тарра к Ирине, от Ирины к ее бедному возлюбленному, так гордившемуся тем, что его зовут Лапин и что он обслуживает некоего полковника Григория Викторова, «который работает в посольстве под именем Поляков». В его памяти эти вещи были сродни картинкам из детства, он бы никогда этого не забыл.

– А были у вас какие-нибудь фотографии, Кон-ни? – спросил он хмуро. – Сумела ли ты обзавестись приметами этих троих?

– Бардина из ООН – естественно. Стоковского – возможно. У нас есть старое газетное фото времен его солдатской службы, но мы так и не установили, подлинное ли оно.

– А Викторов, который бесследно пропал? – Здесь могло быть любое другое имя. – Ни одной приличной фотографии, что ли? – спросил Смайли и направился в другой конец комнаты, чтобы вновь наполнить стаканы.

– Викторов, полковник Грегор, – повторила Конни с мечтательной улыбкой.

– Воевал под Сталинградом, как простой солдат… Нет, у нас никогда не было его фото. Жаль. Говорили, он намного превосходил всех остальных. – Она встряхнулась. – Хотя, конечно, мы н и ч е г о не знаем об этих остальных.

Пять казарм и двухгодичные курсы – это, скажу я тебе, наводит на размышления о том, что за все эти годы из тех стен вышло побольше чем три человека!

С легким вздохом разочарования, будто давая понять, что пока ничего во всем ее рассказе, не говоря уже о личности полковника Грегора Викторова, нисколько не продвинуло его в кропотливых изысканиях, Смайли предложил перейти поближе к не имеющему никакого отношения ко всему вышесказанному феномену Полякова Алексея Александровича из советского посольства в Лондоне, больше известного Конни как «дорогой Алекс Поляков», и установить, каким из винтиков сложного механизма Карлы он является и почему так получилось, что она была отстранена от дальнейшего расследования по его делу.