– Тогда речь идет явно не обо мне. – Катрин нервно закусила губу. – Граф Стенфилд ненавидит меня.

– Кто тебе сказал такую глупость?! – возмутился граф.

– Кто? Он сам мне об этом и сказал.

– Неужели? – в голосе отца послышалось раздражение. – Прости, дорогая, но ты несешь какую-то чушь. У меня сложилось на этот счет совсем иное мнение.

Граф де Шатовье бросил на дочь пытливый взгляд. Катрин густо покраснела и опустила глаза. Конечно, с усмешкой подумала она, ведь граф Стенфилд наверняка не стал рассказывать отцу о том, что на самом деле произошло в Мелверн-парке. А уж она сама не сделает этого и подавно. Но к чему весь этот разговор? Словно прочитав мысли дочери, граф де Шатовье взял Катрин за руку и торжественно объявил:

– Лорд Стенфилд сделал тебе предложение, Катрин, и, разумеется, я уже дал согласие. Ваша свадьба состоится ровно через месяц, в конце лондонского сезона.

– Ты так и сказала ему? Что никто не заставит тебя выйти за Стенфилда? И что же отец? Наверное, он просто рвал и метал! О, мне так давно не доводилось видеть его в гневе, но я отлично помню, что это такое!

– Можешь не сомневаться, его гнев был ужасен. Но это еще не самое страшное, Вирджиния. Хуже всего то, что когда отец успокоился, то категорично заявил, что выдаст меня за Стенфилда в любом случае, хочу я того или нет. И ты знаешь, что он сделал сразу после нашего разговора? Написал Стенфидду, чтобы тот готовился к свадьбе. А затем послал объявление в «Таймс» о помолвке. Вот, полюбуйся! Сегодня весь Лондон судачит о предстоящей свадьбе. Бедная, но отважная француженка-эмигрантка покорила сердце неприступного владельца Мелверн-парка!

Протянув сестре измятую газету, Катрин откинулась на подушки и поправила мокрое полотенце на лбу. Уже двое суток ее мучила сильная мигрень.

– Да, это и в самом деле самое неприятное, – подавленно заметила Вирджиния. – До этого проклятого объявления еще можно было надеяться, что тебе сделает предложение кто-нибудь из твоих лондонских поклонников и ты сможешь обвенчаться тайно. Отец был бы вне себя, но ему пришлось бы смириться с неизбежным. Но теперь все кончено. Ты помолвлена, а это значит, что в глазах светского общества ты уже являешься собственностью графа Мелвернского.

– Но что же мне делать, сестренка, что же делать? Ведь ты сама прекрасно понимаешь, что я не могу выйти замуж за этого ужасного человека! А между тем времени остается все меньше и меньше. До свадьбы осталось всего три недели! Отец сам заказал для меня подвенечное платье, оно вот-вот будет готово. Он ведет себя так, будто предстоящая свадьба – дело решенное и обсуждению не подлежит. Недалек день, когда папа прикажет мне одеваться и идти к алтарю. И тогда мне придется сказать «да» ненавистному графу Стенфилду!

– Нет, нет, только не это! – вскрикнула Вирджиния, нервно расхаживая по комнате. – Я не могу допустить, чтобы моя родная сестра попала в руки к этому зверю. Послушай, – вдруг быстро спросила она, – а ты не пыталась поговорить с самим Стенфилдом? Может, если он узнает, как ты его ненавидишь, то сам откажется жениться?

– Я бы уже давно сделала это, но беда в том, что его нет сейчас в Лондоне. А поехать в Мелверн-парк я не могу. Ты же знаешь, что отец следит за каждым моим шагом.

– Действительно, папа словно сошел с ума. С того дня, как он объявил тебе о своих намерениях, ты даже ни разу не выезжала в свет. Но в таком случае остается только один выход. – Вирджиния поджала губы и внимательно посмотрела на сестру. – Тебе придется бежать. И я тебе в этом помогу.

Катрин в ужасе вскочила с кровати, потрясенно глядя на леди Кемпбелл.

– Как! Бежать, опозорив отца перед всем светом? Вирджиния, это совершенно невозможно! Нет, сестричка, я не могу так поступить с отцом, – повторила она. – Он никогда не простит мне этого, никогда. Спасибо, что стараешься мне помочь, но такой вариант просто немыслим.

– А по-моему, это единственный разумный выход! И рано или поздно отцу придется простить тебя, если он не хочет потерять обеих дочерей и остаться один. Потому что я всегда буду на твоей стороне. Понимаю, как нелегко тебе принять такое решение, Катрин, – маркиза пристально взглянула в глаза сестре, – но все же настоятельно рекомендую подумать над моими словами. У тебя есть еще целых три недели на раздумье. А вот потом действительно станет невозможно что-то исправить!

С этого дня время полетело для Катрин с ужасающей быстротой. Казалось, граф де Шатовье делал все возможное, чтобы не дать дочери опомниться до момента ненавистного ей бракосочетания. С утра до вечера в особняке маркиза Кемпбелла толпились французские эмигранты, многие из которых были старыми приятелями графа, и жаркие споры о дальнейшей судьбе Франции порой не смолкали до глубокой ночи. На этих обедах и ужинах Катрин приходилось играть роль хозяйки, потому что Вирджиния часто разъезжала по светским приемам. Эта новая обязанность сильно утомляла девушку, но отец был неумолим. И, разумеется, он решительно пресекал все ее попытки привести свои доводы насчет невозможности брака с графом Стенфилдом, считая дело решенным раз и навсегда.

Между тем приготовления к предстоящему торжеству велись полным ходом. Катрин наотрез отказалась в них участвовать, но, казалось, на это никто не обращал внимания. С помощью маркиза Энтони было наспех приготовлено необходимое приданое, разосланы приглашения на брачную церемонию и последующий бал в Мелверн-парке. В маленьком будуаре, примыкающем к спальне Катрин, дожидалось своего часа великолепное платье из белого атласа, расшитое жемчугом. И все же до самого последнего момента Катрин отказывалась верить, что чудовищное событие рано или поздно случится.

В этот вечер отец был с ней необычайно мягок. Он не отходил от Катрин ни на минуту, постоянно справлялся, как она себя чувствует, рассказывал всякие забавные истории и анекдоты, пытаясь поднять дочери настроение. С Вирджинией граф, наоборот, держался довольно холодно, и его строгий взгляд не раз заставлял маркизу опускать глаза. Но только Катрин могла заметить, что сестра делает это отнюдь не от смущения, а чтобы скрыть раздражение. Дело было в том, что, постоянно критикуя Стенфилда, леди Кемпбелл сильно испортила отношения с отцом, несмотря на столь долгую разлуку. А в разговорах с Катрин она именовала отца не иначе, как «старый самодур».

Дождавшись, пока последние гости покинут особняк, граф де Шатовье попросил Вирджинию оставить их с Катрин наедине. Маркиза неохотно подчинилась, поджав губы и выразительно посмотрев на сестру. «Смотри, не поддавайся ему!» – беззвучно шепнула она, а Катрин в ответ лишь обреченно покачала головой.

– Наконец-то их сиятельство соизволили оставить нас одних, – с усмешкой сказал граф, подсаживаясь ближе к младшей дочери. – А между тем мне просто необходимо кое-что сказать тебе напоследок.

Он наклонился, глаза их встретились, и Катрин, к своему удивлению, прочитала во взгляде отца такое понимание, что ей захотелось расплакаться.