Все повторилось. Эхегоргун ухитрялся вдыхать воздух и каким-то образом одновременно дуть. Шеф не мог быть уверен, но чувствовал, что звуки, которые извлекает из трубы Эхегоргун, то и дело изменяются, следуя некоей неизвестной мелодии. Он оставался неподвижным, ощущая, как в него прокрадывается холод высоких широт, как затекают мышцы, как острый холодный камень давит через одежду. Пошевелиться он не осмеливался. Эхегоргун предупредил, что при любой помехе он все прекратит. «Упади хоть один камешек, – строжился он. – Если только киты подумают, что я играю с ними, даже чужие киты… Ведь я больше никогда не смогу плавать спокойно».

Позади него Кутред тоже застыл как скала. Но вот, еле различимо даже с двух футов, глаза его двинулись, подбородок чуточку приподнялся, указывая на что-то. Между берегом и шхерами появился плавник. Торчащий под прямым углом плавник кита-убийцы, касатки. Он приближался к ним, не быстро, с осторожностью. Время от времени голова тоже поднималась, и белел на фоне серых островов фонтан из дыхала. Касатка осматривалась. Позади, далеко позади, держалось остальное стадо.

Постепенно плавник стал приближаться. Он приближался, и дыхание Эхегоргуна вроде бы ослабло, как будто он прекратил свой подводный трубный зов. Теперь он дул рывками и в более разнообразном ритме. Наконец плавник оказался совсем близко, кит проплыл вдоль берега, повернулся, прошел назад. Поворачивая, он не спускал глаз со странного серого существа, стоящего по пояс в воде. Шеф ощутил, как кожа съеживается при мысли о том, что может случиться. Движение пасти или взмах хвоста, и Эхегоргун будет сбит с ног, сброшен со скалы. Даже могучий тролль для китов-убийц не страшнее тюленя. В море никто не защищен от них, ни морж с его бивнями, ни белый медведь, ни даже большие киты, которых касатки заживо разрывают на куски.

Эхегоргун аккуратно положил трубу на камень позади себя. Затем он медленно окунулся, погрузил плечи и голову в воду и поплыл. Кит ждал, освободив для него место. Людям на берегу было видно немногое, только то, что происходило над водой. Все же через некоторое время им стало казаться, что Эхегоргун разыгрывает что-то вроде пантомимы. Он изображал то ныряющих китов, то плывущего человека. Один раз Шефу показалось, что тролль ударил пятками по воде и стремительно перевернулся – опрокинутая лодка? Движения кита стали повторять движения тролля, они плавали взад и вперед вместе, развивая скорость, фантастическую для человека, но для китов – прогулочную.

А потом плавник ушел вдаль, огромный хвост дважды шлепнул по воде, словно на прощание. Другие киты, кружившие вдали от берега, тоже ударили хвостами, в унисон. Все одновременно, киты на высокой скорости двинулись прочь, выскакивая из воды в сложных балетных прыжках, словно ликуя. Они направились на юг, к Храфнси.

Пока они не исчезли из виду, Эхегоргун оставался в воде, лениво плавая кругами, над водой виднелись лишь его голова и руки, да легкий бурунчик в том месте, где были пятки. Со стороны – тюлень, да и только. Наконец он повернул к берегу, вылез и встряхнулся по-собачьи.

– Ладно, – сказал он на норманнском языке, – теперь выходите, Хлипкие. Я сказал им, что тот, кто ранил их вожака, убит. Они спросили – а тот, кого они преследовали? Тоже мертв, сказал я. Они были недовольны. Нетрудно оказалось убедить их, что еще много убийц китов есть на корабле. На большом корабле, идущем сейчас в Храфнси. Они сказали, что не прочь с ним поразвлечься.

– Идущий сейчас в Храфнси? – переспросил Шеф. – А как бы нам попасть туда?

– Есть дорога, – ответил Эхегоргун. – Никто из Хлипких о ней не знает, но вам я покажу. Хотя я еще должен сказать одну вещь. Киты не слишком хорошо отличают Хлипких друг от друга. И это их не очень-то волнует. Сегодня ночью рискуют все, кто окажется на море.

– Покажи нам, куда идти, – сказал Шеф. – Я обещаю заплатить тебе за все. Даже если мне придется для этого стать здесь королем.

* * *

Люди на двухмачтовом судне, двигающемся под легким парусом в сторону Храфнси, совершили долгий переход вдоль побережья Норвегии, за время которого привыкли к своему необычному оружию и парусному оснащению. По большей части это были жители Агдира, родной страны королевы Рагнхильды. В неразберихе, последовавшей за скоропостижной смертью Хальвдана и приходом к власти Олафа, один из шкиперов короля Хальвдана решил, что ему по пути с королевой Рагнхильдой, и предоставил в ее распоряжение свой корабль. Большая часть его команды его не поддержала и сбежала, а их место заняли люди Рагнхильды. Вместе с ними отправился Вальгрим Мудрый, потерпевший поражение в своем замысле управлять святилищем Пути, рвущийся отомстить человеку, который ему помешал. И не просто отомстить – но и вернуть своих заблудших собратьев на истинный путь служения Одину, путь, который в Судный День превратит поражение в победу. Он и его сторонники построили катапульты и обучили их расчеты. Все они горели желанием взять реванш за свое поражение в Гула-фьорде.

Но главной движущей силой для всех них, для команды, шкипера и Вальгрима, оставалась ненависть королевы Рагнхильды к человеку, который убил ее сына или стал причиной его смерти. К человеку, укравшему удачу, которой она посвятила свою жизнь. Рагнхильда глазом не моргнула, когда ее свекровь, королева Аза, отправилась на виселицу, без содроганий подсыпала яд своему мужу, королю Хальвдану. Может быть, однажды из ее лона выйдет основатель новой династии королей. Но сначала – этот английский смерд, которого она завлекла, спрятала, хотела использовать для расчистки дороги своему сыну, – он должен попасть в ад и служить ей и ее сыну всю вечность.

Когда огромный военный корабль приблизился к своей цели, к Храфнси, ему пришлось отойти от береговой линии и забраться в море, где его скрывали накатывающиеся валы Атлантики, а потом вернуться к берегу – уже за несколько миль от места, где пираты рассчитывали встретить свою добычу. Здесь они остановились в пустынном заливе, одном из тысяч на этом изрезанном побережье, и их никто не видел. По крайней мере, не видел ни один человек.

Однако они не страдали от неизвестности. После того как забой гринд окончился, для жителей Галогаланда началась настоящая работа. Необходимо было срочно разделать туши и засолить как можно больше мяса. Еще важнее было установить на берегу котлы, вырезать жировую прослойку и начать долгий труд перетапливания ворвани, которая нескончаемыми зимними ночами была просто неоценима для освещения, обогрева и даже для еды. Поддерживать под котлами огонь было нетрудно. Как только начинала вытапливаться ворвань, на оставшихся вытопках нагревали следующую порцию. Однако каждая новая бочка была лишь каплей в том дожде изобилия, который обрушился на галогаландский берег с приходом гринд. Лодки сновали во всех направлениях, бочки загружались, буксировались вплавь, пересылались просьбы о необходимости срочной подмоги. Два человека на ялике проходили мимо фьорда, где стоял корабль Рагнхильды, и были немедленно захвачены в плен спущенной с него шлюпкой.

Норманны, за редкими исключениями вроде Ивара Бескостного и его отца Рагнара, своих все-таки не пытали, что бы они там ни вытворяли с трэлями. Рагнхильда подняла пленников на борт и доходчиво объяснила, что у них есть две возможности: либо они сразу летят обезглавленными за борт, либо расскажут ей, что происходит в Храфнси. Рыбаки предпочли заговорить. Рагнхильда узнала очертания гавани, выяснила, где расположены катапульты и оба корабля. От нее не укрылось, что половина людей все еще занята на берегу вытопкой ворвани, а остальные вконец измучены нескончаемыми погрузками и разгрузками бочек, рейсами между местом забоя и гаванью. Не узнала она, что Шеф и Кутред отсутствуют. Ее пленники просто этого не заметили, занятые другими заботами.