Угощенье из двух смен блюд было отменным. Особенно понравилась мне запеченная со специями цельная рыба. Вино я не пил, а Наталья несколько раз, для приличия, делала маленькие глоточки из высокого фужера.

Разговор за столом был обо всем и ни о чем. Я посмешил ее рассказом о товарище, откушавшем лягушачьих лапок. Она искренне смеялась и в ответ рассказала подобную историю с ее знакомой, которая в Китае поела блюдо из насекомых.

В полвосьмого Фаина попрощалась и ушла.

– Пора пить кофе, – предложил я.

– Я приготовлю, – она как-то насторожилась, как будто предчувствуя неприятный разговор.

Я подошел и на сей раз, вновь не встречая никаких преград, обнял ее и поцеловал. Она была моя. Потом, как завсегдатай, поднялся в библиотеку, закурил и, глядя в окно, стал ожидать хозяйку с кофе.

Она пришла минут через десять, неся на разносе небольшие чашечки и кофейник. По библиотеке распространился аромат отменного кофе. Не успела она поставить угощенье на столик в углу, как я подошел к ней и, глядя в глаза, спокойно сказал:

– Наташа, сколько человек знает, что ты и твой отец были любовниками?

Я был готов ко всему: плевку в лицо, пощечине, удару в пах. К любой агрессии. Но она, как-то сникнув, вяло опустилась в кресло, не спеша закурила тонкую сигаретку, выпустила дым в потолок и сказала, смотря мне в глаза:

– Считай: я, отец и тот, кто сделал видеозапись. Потом Валера. Кто еще точно знал, сказать не могу. Но мать определенно догадывалась. Сам понимаешь, она молчала. Не станет же она у меня об этом спрашивать. Но то, что она все понимала, я думаю…

– Почему ты считаешь, что я что-то знаю обо всей этой истории с видеозаписью? – перебил я.

– Ко мне на работу, перед тем как я позвонила тебе, приезжал Городилов. Расспрашивал про житье-бытье и как-то между делом, подчеркнув, что для раскрытия убийства прилагаются все усилия, сказал, что ты решил допросить моего бывшего мужа и аж на вертолете привез его из Кемерова. Это правда?

– Да.

– Зная, что мой бывший тряпка, я предположила, что ты его на все расколол. Потом решила проверить и позвонила тебе. Ты ожидал, что я на тебя с кулаками брошусь? У меня уже шок прошел. У тебя тоже шок прошел?

– Я не был в шоке. Может быть, я какой-то извращенец, но все воспринял спокойно. Честно скажу, все это очень и очень необычно, но на свете есть вещи и покруче. Не будем вдаваться в перечисление пошлостей, но твоя история не первая и не последняя. Словом, мне, Наташа, плевать, понимаешь, плевать на этическую сторону. Тем более что у каждого своя этика. Я не осуждаю ни тебя, ни твоего отца.

Мы молчали. Было слышно, как за окном раздался резкий автомобильный сигнал. Что-то брякнуло в нижних комнатах.

Я достал из кармана замаскированный под пачку сигарет подавитель аналоговых и цифровых средств записи, в народе именуемый «глушилка». С того момента, как я поднялся в библиотеку, этот прибор блокировал проведение видео- и аудиозаписи всего нашего разговора. Неудобно, правда, что он заодно и сотовые телефоны подавляет, но что поделать! Удивленной Наталье я объяснил, что из двух зол принято выбирать наименьшее. Она одобрительно отнеслась к моим мерам предосторожности.

– Ну, теперь давай, девочка, все по порядку. В интимные подробности вдаваться не надо, но… Словом, я весь внимание.

– Всё началось лет одиннадцать назад, когда отец закончил все на Севере и вернулся домой. Вон та фотография на стене, где мы в Крыму, была сделана тем летом, когда он окончательно вернулся. Ну, у нас как-то так само собой и получилось… – Она замолчала, подбирая слова.

– Наташа, вот это, конечно же, чертовски интересно, как там у вас все получилось, но меня интересует убийство твоего отца, а не его… Я ведь полагаю, у вас все было по обоюдному согласию?

– Конечно. Он хотел меня, а мне было просто любопытно познать запретный плод. Возраст такой, когда половое любопытство становится главной движущей силой. С ним невозможно совладать. У меня, как и у него, моральных тормозов нет. Знаешь, а я не жалею о том, что было между мной и им. Я много раз себе задавала вопрос, стала бы я с ним все это делать снова. Вот сейчас, когда я взрослая, а не четырнадцатилетняя девчонка, и я понимаю, что к чему, я тебе честно скажу: я бы делала все так, как было десять лет назад. Я ни от чего не отрекаюсь и ни о чем не сожалею.

Она встряхнула волосами, и бриллианты в ее ушах заискрились, заиграли в свете пробивающихся сквозь окна лучей солнца.

– Наташа, давай о том, кто знал или мог знать. Обо всех. Кто-то из них сделал запись. Ты не думала об этом? А сам отец что об этом думал?

– Он не мог понять, как это все произошло. Но и ты, Саша, пойми, интимные отношения между мной и отцом для меня и для него на тот момент, когда Валера принес запись, были как захлопнутая книга. Все это было и прошло. Этого не стало. Прошло лет восемь-девять, как между нами все было кончено, и вот появилась эта запись. Ну не станем же мы с отцом вместе вспоминать, как мы могли запалиться и кому. Мы на тот момент вообще никогда и ни при каких обстоятельствах друг другу даже не намекали о былом. Не говоря уже о том, что между нами никакого интима не было уже лет восемь. Даже никаких двусмысленных ласок не было.

– Начнем с матери.

– Она стала, наверное, обо всем догадываться незадолго до ее смерти, а может, еще раньше. Мы уже на тот момент так привыкли к нашим тайным отношениям, что, наверное, стали терять бдительность. Мать видела, что отец меня, когда пьяный, обнимает как бы в шутку, но не как дочь, а как девушку. Она начала мне проводить уроки полового воспитания. Как бы подготавливать меня к взрослой жизни. Но все сводилось к тому, как лучше предохраняться от беременности. Ее, видно, в ужас приводила сама мысль, что я случайно могу от отца забеременеть. Но мы-то с отцом тоже не дураки полагаться в таком деле на волю случая. В общем, мне ее наставления с технологиями предохранения пятидесятых годов как-то надоели, и я ей прямо сказала, что все уже давно сама знаю. Она после этого какое-то время была со мной холодна, но потом отношения стали совершенно обычными. Скорее всего, она просто смирилась и решила, что мир в семье важнее правды. Прощала же она отцу всех его многочисленных любовниц, похождения с которыми он не очень-то скрывал. Она, видно, считала, что таков ее крест. И тут вдруг ее внезапная смерть девять лет назад. Она сидела вот тут, где сейчас сидишь ты. Когда ее нашли, на столе стояла рюмка коньяка и в пепельнице лежала сгоревшая до фильтра сигарета. Видимо, она, как обычно делала, решила выпить перед сном, и тут сердечный приступ. Народу в тот вечер понаехало уйма. Наверное, вся милиция отметилась. Но потом вскрытие показало, что это сердце. С каждым может быть. Так что, я думаю, мать к записи отношения не имеет. Она любила отца, любила меня и ради этой любви на все закрывала глаза. После ее смерти интимные отношения между мной и отцом постепенно сошли на нет. И смерть матери тут совершенно ни при чем. У него, наверное, появилась новая игрушка, да и мне это со временем наскучило. Словом, интимные интересы наши больше не пересекались.