Необходимо отметить, что на берегах Волги существуют два места, которые достаточно рано были связаны с дракоборческим мифом. В «Казанском летописце» повествуется о том, что на месте будущей Казани некогда жил «змей, огромный и страшный, с двумя головами: одна голова змеиная, а другая — воловья. Одной головой он пожирал людей, и зверей, и скот, а другою головою ел траву»{242}. Хан Саин, решив основать там свою столицу, нашел колдуна, который благодаря чародейству сжег чудовище. Сам этот текст был написан в XVI в. человеком, двадцать лет проведшим в казанском плену и непосредственно знавшим соответствующую татарскую легенду. Предание это отразилось и в казанском гербе, что также говорит о достаточно древних истоках данного мифа. Однако чувашское предание относит существование змея на Волге к еще более раннему, дотатарскому периоду. Согласно ему на месте будущей Казани «в реке лежал огромный змей-дракон с крыльями и тремя — змеиной, орлиной и львиной — головами. Одной головой ловил птиц в воздухе, другой — рыб и других обитателей в воде, третьей — наземных животных»{243}. Чудовищу служило множество других змей и, когда с помощью знахаря, дракон был сожжен, одной змее удалось спастись. Чуваши основали на Змеиной горе город Хузан, но спасшаяся змея привела туда монголо-татарское войско, которое сожгло город, а впоследствии на его месте была построена Казань. Поскольку в чувашском предании три головы дракона поедают живых существ во всех трех сферах мироздания, данная черта явно архаичнее татарской легенды. Обращает на себя внимание описание чудовища в обоих текстах. Во второй легенде оно, помимо змеиной, обладало орлиной и львиной головами, однако именно из сочетания черт обеих этих животных и возник мифологический образ грифона, изображенный на гербе мекленбургских герцогов. Присутствовавшая там же голова быка находит свою параллель в воловьей голове дракона из татарской легенды. Подобное весьма необычное сочетание драконьих и бычьих признаков заставляет вспомнить и иранского Трайтаону-Феридуна, отцом которого, с одной стороны, был Пуртур, или Пургав, причем в первом случае в его имени мы видим корень -тур-, а в последнем случае оно составлено из двух слов: пур — «сын» и гав — «бык, корова»{244}. Своего второго сына драконоборец также называет Туром. Хоть татарская легенда и была записана в позднем Средневековье, однако истоки подобного образа гораздо древнее. В орфической теогонии первое божество являет собой «Дракона (Змея) с приросшими головами быка и льва, а посреди (них) — лик бога. На плечах у него крылья, имя ему — Нестареющий Хронос (Время), он же Геракл»{245}. В этих же животных в поэме Нонна перевоплощается и Дионис-Загрей — последний, четвертый повелитель мироздания согласно орфической традиции. Наконец, само описание трехголового змея чувашского предания весьма сходно с южнославянским описанием поедающего тремя головами все живое Трояна. В обоих случаях речь идет о власти этих мифологических персонажей над тремя сферами мироздания. Что же касается явно негативного описания казанского змея, то не следует забывать, что бог или полумифический герой одного племени запросто может оказаться зловредным демоном в мифах другого племени. Генетически родственные представления бытовали на Руси еще в эпоху Средневековья. Воспевая Мстислава Ростиславича, летописец писал, что он «оустремил бо са баше на поганыæ æко и левъ. сердить же бъιĉ æко и ръιсь, и гоубаше æко и коркодилъ. и прехожаше землю ихъ ако и ωрелъ. храборъ бо бе æко и тоуръ»{246}. Вновь мы видим сочетание льва и орла, послуживших основой для возникновения образа грифона, с туром. Не менее значимым представляется то, что галицкий князь в виде орла господствовал в воздухе, в виде льва, рыси и тура истреблял врагов на земле и как крокодил губил их в воде, то есть распространял подобно южнославянскому Трояну свою власть на все три сферы мироздания.

Вторым местом является Змеиная гора, описанная Адамом Олеарием. Путешественник отмечал, что в 50 верстах от Саратова «на берегу, лежит очень высокая гора, длиной в 40 верст. Гора эта называется Змеевой, потому что в многих изгибах она то отходит в сторону, то опять направляется к берегу. Некоторые баснословят, что гора получила название от змея сверхъестественной величины, жившего здесь долгое время, нанесшего много вреда и наконец изрубленного храбрым героем в три куска, которые затем превратились тотчас же в камни. Говорят, что действительно на горе можно видеть три больших длинных камня, лежащих близко друг к другу, точно они были отбиты от одного куска»{247}. Таким образом, даже сами природные условия на Средней Волге давали основу для возникновения змееборческого мифа, который фиксируется там как минимум в позднем Средневековье.

Следует также отметить, что впоследствии именно в этом регионе среди неиндоевропейского населения мы встречаем ряд терминов, которые могут восходить к цепочке Трайтаона-Траннон-Троян. Слово труп обозначало «знатного человека у волжских болгар», др.-рус. трунъ (Троицк, летоп. под 1230 г.) и происходило из волжско-болг., дунайско-булг. turun, которое соответствует др.-тюрк. tudun, «князь», хазарск. Тουδούνος{248}.

Первоисточник этого титула мы находим на Волге. Мусульманское анонимное сочинение «Моджмал ат таварих» (1126) со ссылкой на какой-то более ранний источник упоминало, что правитель бурта-сов носил титул Т.рцу. Другое, более позднее сочинение, «Аджайб ал-махлукат», отмечало, что правитель буртасов носил титул хакана{249}. У кочевников титул хакана был равен титулу императора у европейцев. При этом следует иметь в виду, что буртасы не создали своей государственности, а все другие средневековые восточные авторы, описывавшие внутреннее устройство этого племени, единодушно отмечали, что у буртасов нет князя, который «соблюдал бы порядок у них, дабы выполнялся приказ его между ними». Вместо единого правителя в каждом округе у буртасов были осуществлявшие суд один или два старца{250}. Поскольку в исторической действительности у буртасов не было не то что императора-хакана, повелевавшего подвластными ему правителями, а даже обычного князя, остается заключить, что все эти предания о хакане и, по всей видимости, тождественном ему Т.рцу относятся не к реальной, а к мифологической истории данного племени.

Неожиданная на первый взгляд ассоциация данного персонажа со змеем находит свои параллели не только в южнославянском материале и чередовании названий Змиевых и Трояновых валов на Балканах и Украине, но встречается и в иранской традиции. Уже убив своего противника, Феридун в «Шахнаме» решает испытать своих сыновей и для этого принимает облик дракона. Таким образом, можно предположить, что данная зооморфная ипостась присутствовала уже на древнейшей стадии существования этого образа.

Против установления связи между Трайтаоной и Транноном, а через него с Трояном и Триглавом может свидетельствовать об отсутствии указаний на соотнесенность данного персонажа иранской мифологии с вертикальным членением космоса. Хоть его имя связано с числом «три», однако никаких других космологических черт в сохранившихся о нем мифах не прослеживается. Однако они присутствуют в другом генеалогическом мифе ираноязычных кочевников, записанном Геродотом: «По рассказам скифов, народ их — моложе всех. А произошел он таким образом. Первым жителем этой еще необитаемой тогда страны был человек по имени Таргитай. Родителями этого Таргитая, как говорят скифы, были Зевс и дочь реки Борисфена… Такого рода был Таргитай, а у него было трое сыновей: Липоксаис, Арпоксаис и самый младший — Колоксаис. (…) Так вот, от Липоксаиса, как говорят, произошло скифское племя, называемое авхатами, от среднего брата — племя катиаров и траспиев, а от младшего из братьев — царя — племя паралатов. Все племена вместе называются сколотами, т.е. царскими. Эллины же зовут их скифами.