– Да, официально да. Только нам нужно было квартиру получить. Вот эту самую. Но мы никогда не расставались и жили всё это время вместе.

Таня все-таки начала отвечать. Она дала вовлечь себя в этот разговор. Хотя клялась себе, что нет. Нет. Сразу же выпроводит эту семью за дверь и не будет рвать себе душу. А теперь поняла. Всё. Понесло. Теперь не остановиться, пока не расскажет правду. Как в плохом кино. Как в дешевом сериале.

– Нет же! Виктор говорил, что вы давно расстались. Он помогает вам детей воспитывать. Но живете вы давно уже не вместе!

Татьяна молчала. Всё это было выше ее сил. Объяснять, оправдываться? Доказывать? Просто нужно принимать решения. Правильные. Значит, он не смог. А эта дурочка ничего не знала, ни о чем не догадывалась. Придется Тане самой.

– Нет, нет, вы не подумайте. Мне ведь чужого не надо было. И если бы я знала раньше. – Теперь уже смогла взять себя в руки Лиля.

Таня наконец заставила себя на нее посмотреть. Молодая, но не девчонка. Может, лет двадцать семь. Хотя восточные женщины выглядят старше своего возраста. Красивой ее назвать было сложно. Черты лица яркие, но крупноватые, что ли. Нос с горбинкой, широкоскулое лицо. Шевелюра черных кудрявых волос, уже слегка подернутых сединой. Всё естественное, никакой косметики, крупные руки, широкая кость. Виктор, Виктор, тебе же всегда нравились тоненькие, миниатюрные женщины. И Танюшу всегда он статуэточкой называл. Всегда говорил: «С тобой годы ничего не делают: как была Дюймовочкой, так и остаешься. Всю жизнь на тебя любоваться можно». И тут совсем другая женщина, другой типаж. Нельзя сказать, что настолько Татьяна была в муже уверена, не ревновала его. Ревновала, и еще как! И всегда убирала из окружения маленьких подруг. Другие ей были не конкурентками. Так она считала. Да и Виктор постоянно убеждал ее и в любви, и в преданности.

– Он к брату в дом в гости пришел. Два года назад это было. С коллегой по работе. Вечер такой был хороший. Много разговаривали. Я помогала готовить. Убирать потом. И проводить он меня вызвался. Гуляли с ним долго. Короче, можете меня осуждать, только он у меня в ту ночь остался. Я его ни о чем не спросила, и он обещаний не давал. Просто так случилось. Мне он очень понравился. И мне было всё равно. Я поняла, что это мой мужчина. Никаких слов с него не брала, конечно, у нас это не принято, родственники разбираются.

– А я думала, у вас до свадьбы не принято.

– Э-э! Это раньше было. Потом мне не восемнадцать лет. И это моя жизнь! Потом он уехал. И стал приезжать. И всё было как всегда. Приходил, мы с ним разговаривали много, я для него специально долму готовила. Так продолжалось, пока я не поняла, что жду ребенка. Рассказала братьям. Тут уж они сказали: «Всё! Теперь наше дело. И не вмешивайся. Этого дела мы так не оставим. Что случилось, то случилось, а пусть он нам в глаза посмотрит и расскажет, что делать собирается». Я не против была. Сама женщина такой вопрос задать не может. А выяснить как-то надо, чью фамилию будет ребенок носить. В следующий раз Виктор приехал, а дома у меня братья сидят. У меня их трое. «Так и так, – говорят, – нужно ответ держать, что делать собираешься. Надеемся, что голову нашей сестре не морочил, женишься и ребенку имя свое дашь, а там поступай уже как знаешь». Виктор, конечно, такого расклада не ожидал. «Мы, – говорит, – с ней и сами разберемся». – «Сами вы уже разобрались. Неужели женат?! Пеняй тогда на себя». – «Нет, – говорит, – не женат. Могу паспорт показать». Я этот паспорт сама видела… Поскольку срок уже большой был и живот виден, свадьбу особую играть не стали, только самые близкие были. Но Виктор мне рассказал, что дети у него есть – двое, и он их воспитывает. А про жену я не спрашивала, слушай! Сама решила! Раз штампа нет, значит, не женат! Это потом он сказал, что в разводе… Звать тебя как?

– Татьяна.

– Значит, так. Действительно, в другом я мире живу. Мы с ним про любовь не говорили. Ни к чему это всё. Но был ведь он со мной. Не заставляла. И возвращался всегда. И ребенку радовался. Значит, не разобралась я в чем-то. Только жизнь чужую я рушить не хочу. Где там твоя бумажка с адресом? Поедем мы. Не по-людски всё как-то. И прости ты меня. Наговорила я тебе. Как жить-то будешь после всего этого? Э-э, не думай, женщина, забудь. Семья у тебя, дети. Мы ведь с Виктором и вместе-то были от силы раза три. Приятен он мне был. Да. И время поджимало. И ребенка надо было рожать. А он? В любви мне тоже не признавался. Что про тебя не рассказал? Грех. Но у мужчин это принято. Где остановился, там женщина. Это нормально. Я так думаю. Вот Алик, он его фамилию носит. И отцом его считает. И это никуда не деть. Но нам с тобой это всё не решить. Мужчины пусть решают.

Лиля взяла свой чемодан, перекинула через плечо уснувшего Алика и вышла из квартиры. У Татьяны не было сил встать, проводить, помочь. Не было жалости ни к этой женщине, ни к себе. Будут решать мужчины? А вообще-то почему? Что там говорила Лиля? Где остановился, там женщина. Что это? В конце концов, мы же люди.

Нет. Решение Таня будет принимать сама. И она уже его приняла. Будет тяжело. И, наверное, она потом пожалеет. И обязательно осудят дети. Значит, будет так. Но по-другому она не могла. Есть вещи, через которые переступать нельзя. Потому что потом не будешь себя уважать. А это страшно – жить, саму себя не уважая. Или если договоришься с собственной совестью. Или смотреть на мужа и всю жизнь потом вспоминать вот эту страшную ситуацию. Она вычеркнет эти счастливые годы, и она будет строить новую жизнь. Что у нее получится? Таня не знала. Но она выдержит встречу с Виктором, и решение ее не изменится. Жизнь продолжается. Совершенно другая жизнь.

УВИДЕТЬ Париж и умереть!

Я всегда именно так думала про Париж, свидания с Парижем ждала много лет, готовилась к нему.

В Париж нас пригласили съездить наши друзья – немцы Рената и Густав. Ну, друзья не друзья – вопрос спорный, но знаем мы друг друга давно. Сейчас, по прошествии большого количества лет, поняли, что уж, наверное, все-таки не друзья. Да и кого сейчас в нашей сложной жизни можно назвать друзьями? Наверное, только хорошо живущих друг с другом мужа и жену. Тогда мы этого не знали, в Париж хотелось, сами бы поехать мы не решились. И страшно, и французского языка не знаем, и дорого. Бахеры нас уговорили, они в Париже бывали неоднократно, по-французски две фразы знают, и вообще Густав – он такой человек мира (как он сам себя называет), умеет быть органичным в любом обществе, в любой компании. Правда, в конце такого общения не все и не всегда чувствуют себя комфортно, но он всегда собой доволен. В какой-то момент нашего знакомства мы наконец приняли решение поехать во Францию. Всё срослось, сроки уточнены. Мы едем в Париж. Ура! Неужели? Не могу поверить своему счастью!

Решили ехать на машине из Германии и стартовать из Кёльна. В Кёльне живут родители Густава – Карл и Гизелла. У них собственный дом, сделанный в старинном стиле – небольшой, но очень уютный. Мы с мужем бывали в этом доме достаточно часто, и я его очень полюбила. Каждый раз на пороге дома нас встречали такие благообразные старички, она всегда в капроновых чулках и в бусах, он всегда в шейном платке. Всё остальное – это ладно, но эти чулки и шейный платок всегда меня умиляли. Еще меня умиляло то, что сколько раз мы садились за стол, столько раз доставался новый сервиз. Мы же как у нас в России привыкли: один сервиз – парадный для гостей (лучше если это будет «Мадонна»), а на каждый день что-нибудь попроще, что не жалко разбить. Ну и билось, конечно! Поэтому на каждый день всегда был некомплект.