— Здравствуйте, Галя, — сказал я, подходя к столу. Странно, но, выступая в роли просителя, я ощутил жгучее желание снять и теребить в руках несуществующую шапку. — Евгений Алексеевич у себя?

— А вы по какому вопросу? — не ответила мне Галя, выполняя функции хранителя бесценного покоя начальства.

«По процедурному», — вертелось на языке, хотя я до сих пор не представляю, что кроется в этом ответе, скорее всего, позаимствованном у юмористов. Но вместо этого я горестно вздохнул, как бы намекая на сомнения в удачном исходе дела, и произнес:

— Отпуск иду просить.

При слове «отпуск» Галочка блаженно закатила глаза. Еще бы, для нее слово отпуск ассоциируется с лазурным морем, золотыми песками, да еще небось с неприлично богатым кавалером, исполняющим, как добрый джинн, в течение по крайней мере двух недель каждую ее прихоть. Глядя на ее мечтательный вид, я снова вздохнул — мои возможный отпуск будет протекать не так радужно. Мой вздох оторвал ее от приятных мыслей, и она вернулась в реальность:

— Да зря вы так волнуетесь, Евгений Алексеевич вроде бы в приятном расположении, даст он кам недельку-другую отдохнуть, к тому же лето только начинается, сотрудники на месте, — решила она меня успокоить, неправильно истолковав мое состояние.

Затем вытянула перед собой ладони, полюбовалась на ногти, пошевелила пальцами, присмотрелась к одному из них, наверное выявив какой-нибудь недостаток, стряхнула какую-то пылинку с блузки, но все-таки встала из-за стола и одернула юбку, подол которой находился на максимально возможном расстоянии от пола, тем не менее подтверждающем, что данный предмет является все-таки юбкой, а не поясом. Звонко цокая высокими каблуками, она подошла к двери, ведущей в святая святых — кабинет начальника, изящно прогнулась, обернулась из-за плеча (Господи, где их только этому учат?), заставив мой взгляд оторваться от некоторых особенно выдающихся округлостей ее организма, заговорщически подмигнула и постучала. Шеф, отрицающий возможность общения с секретаршей только по телефону (не могу его в этом винить), что-то ответил. Галочка приоткрыла дверь и заглянула внутрь, чуть наклонившись, чего оказалось достаточно, чтобы мне понадобились все усилия воли, дабы прямо в приемной не наделать каких-нибудь глупостей.

Обменявшись парой фраз с шефом, Галя выпрямилась, прикрыла дверь, обернулась, разрешила мне войти, а сама продефилировала на свое рабочее место. Когда я постучал, то, несмотря на то что за спиной остался упоительно длинный коридор, пришла твердая уверенность, что отступать совершенно некуда. Как там говорила Даша об отказниках? Лучше и не вспоминать и не думать. Итак, вперед к отпуску и продолжению безумств. Не услышав никакой реакции на стук, я немного приоткрыл дверь и почему-то протиснулся в проем, хотя мог открыть ее пошире и просто зашагать по направлению к начальству. Но просьба о месяце отпуска была настолько дерзкой, что, оказавшись в кабинете, я остановился, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Возможно, я слишком уж аккуратно это сделал, так как шеф продолжал пялиться в экран монитора, каждые две-три секунды щелкая мышкой. Иногда увиденное его особо радовало, и он разглядывал изображение по полминуты. Когда он потянулся за сигаретой (наше начальство разрешило себе курить даже в кабинете), то наконец увидел меня и махнул: «Проходи». С сожалением еще раз взглянув на экран, он повернулся ко мне и кивнул, указывая на монитор:

— Как думаешь, где?

Среди кучи открытых рекламных блоков сиротливо приткнулось окошко с «Сапером». Судя по количеству выявленных мин и чуть ли не предельному значению счетчика времени, шефу попалось просто немыслимо сложное поле. Я вгляделся в экран, решил не травмировать психику руководства и пожал плечами.

Руководство оценило жест и поинтересовалось:

— С чем пожаловали, Александр Игнатьевич? Надеюсь, не в отпуск проситься? А то чуть потеплеет, и все вон из офиса. А работать кто будет? Я?

Фраза о полном отсутствии желания у шефа заниматься работой давно стала анекдотом, поэтому серьезно уже не воспринималась никем, кроме ее автора. Я сделал удивленное лицо, которое должно было выражать мое глубочайшее уважение перед такой выдающейся прозорливостью, и кивнул:

— Видите ли, Евгений Алексеевич, сложилась такая серьезная ситуация, и мне крайне необходимо получить... (эх, была не была!) четыре недели отпуска.

Несколько минут шеф переваривал полученную информацию, шевеля губами и, очевидно, пытаясь понять, не ослышался ли он. Оторвавшись от мучительных раздумий, поднял глаза, наткнулся на мой решительный взгляд и убедился, что действительно не ослышался. Тогда он нахмурил брови, откинулся в кресле, заставив его пронзительно скрипнуть (отчего шеф недовольно поморщился), и внимательно посмотрел на меня, отыскивая в моих глазах следы зарождающегося безумия или уже зрелой наглости. Ожидая решения, я вспомнил девчонок и их потустороннюю подружку, оставшихся без какого-то либо присмотра в моей квартире, и, наверное, это как-то отразилось на моем облике, так как Алексеич заметно вздрогнул, заерзал в кресле, захлопал глазами, испуганно улыбнулся и участливо сказал, избегая встречаться со мной взглядом:

— Ты, главное, не нервничай, получишь ты свой отпуск, получишь, все четы... — Тут шеф, видимо, решил, что испугавшие его гримасы не могут служить веским основанием для четырехнедельного отсутствия на рабочем месте. Он снова посмотрел на меня, что-то прикидывая, остался недоволен, вновь отвел глаза и неохотно продолжил: — Четыре недели.

В выборе между безумием и наглостью шеф склонился к первому варианту, и я сам согласился бы с ним. Но знал бы он, что первые три недели пойдут мне явно во вред. Если раньше, собираясь на аудиенцию к начальству, где-то глубоко в душе я не верил в то, что шеф расщедрится даже на три недели, а следовательно, прохождение практики может быть отменено, то теперь грядущие дни предстали передо мной во всем своем мрачном величии, и я обреченно закрыл глаза. Мудрое руководство, продолжающее внимательно наблюдать за мной, еще сильнее перепугалось и заявило:

— Сашенька, в отпуск, немедленно в отпуск, я скажу Галине, она сама все оформит, а ты иди домой, поправляйся.

Я повернулся и на ватных ногах вышел из кабинета, едва не забыв поблагодарить шефа за участие. В приемной ко мне кинулась Галочка, обдав меня каким-то модным (других она не держала) ароматом, от которого в другой ситуации у меня бы закружилась голова, но я уже переключался на проблему в виде трех альтернативных лиц женского пола, на три недели оккупировавших мой холостяцкий дом.

— Что, не дал? — участливо поинтересовалась Галочка, заглядывая мне в глаза и открыв великолепный вид в ее декольте.

— Дал, — ответил я. — Четыре недели очередного оплачиваемого отпуска с сегодняшнего дня.

— Не может быть! — ахнула она.

— Тем не менее, — промямлил я.

Галочка отступила на шаг, заставив меня буквально выдернуть взгляд из глубин ее блузки, но зато она так на меня посмотрела, что сразу стало понятно: я в ее глазах удостоился звания МУЖЧИНЫ. Еще бы, возможность получения полного четырехнедельного отпуска в нашем коллективе близка к нулю, а если добавить то обстоятельство, что это произошло без предварительной договоренности, то вероятность такого события настолько мала, что разглядеть единицу за количеством нулей после запятой просто невозможно.