Разлетелись, разбежались по своим норам да берлогам, гнездам да дуплам нежданные помощники. Только один пернатый воин остался у стен города – орел огромный. Кинулся он оземь да царским сыном Власием оборотился.

Поклонился отцу в ноги Власий и говорит:

– Прости меня, царь-батюшка, но надобно мне покинуть царство Лукоморское. И люблю я вас, и почитаю, но тесно мне в людском мире. На две части не разорвешься, на двух конях не удержишься. Над всем зверьем я хозяин – скотий бог. И место мне среди богов, в светлом Ирие.

Опечалился царь Вавила, заголосили сестры, а куда денешься? Тут и Дубрава подоспела – подлетела к суженому, на шею ему кинулась. Так свадьбу сей же час сыграли. День целый пир свадебный длился, а к вечеру обернулся Власий орлом, жену молодую на спину мощную посадил – и был таков. В сад райский Ирий отправился. Батюшке и сестрам обещал, что навещать будет, а от наследного престола отказался, велел царю Вавиле хорошего зятя присмотреть.

Вавила и рад бы, но, как на грех, никто, кроме Ивана-дурака, на глаза не попадался.

Долго дело делается, да недолго сказка сказывается. Текло времечко да утекало, отсчитывая дни. С событий тех памятных много времени прошло. Скучали по Власию сестрицы, кручинился царь-государь батюшка. Но попривыкли потом.

Об Усоньше Виевне волхвы сказы сложили, для памяти, значит, а скоморохи – так и вовсе анекдотов насочиняли да в театре кукольном сценки разыгрывали на потеху честному люду. Сама Усоньша в царстве Пекельном злобой лютой исходила, затаив ненависть. И решила, что сотрет Лукоморье с лица земли всенепременно, а пока занималась тем, что белизну перламутровую с морды по кусочку отковыривала да случая подходящего ждала. Но случай отомстить все задерживался.

В Лукоморье о планах тех страшных не подозревали, и поэтому жизнь шла своим чередом. Так же по утрам петухи кукарекали, народ честной поднимая. Так же побеждали лукоморские умельцы да мастерицы в ремесленных соревнованиях, первые места занимали завсегда и непременно. Так же где-то на границах ханство Хызрырское против орды Тмутараканской свою команду выставляло. Дрались они с успехом переменным, с настырной регулярностью жалуясь друг на друга царю лукоморскому Вавиле. Уж письмами да кляузами царский терем совсем завалили. Царю хоть и не хотелось, а приходилось читать – куда ж денешься, данники ведь!

Вот и сегодня Вавила думу собирал по этому поводу. А как с делами постылыми закончили, воинственных соседей успокоили, в который раз друг на друга натравив, так Вавила и говорит:

– Ну теперь и о приятном можно поговорить. Василисушка, прочти письмецо Власия, какое месяц назад с оказией доставлено было.

Начала Василиса читать, фразы на память произнося, а в письмо только ради батюшки заглядывая. Каждый день письмо то перечитывали, выучила уже.

– «Дорогой наш батюшка Вавила, государь Лукоморский и прочая, и прочая, и прочая…» – говорила Василиса.

Вавила слушал да млел от счастья. В письме Власий сообщал, что сын у него народился, так его тоже Вавилой назвали, в честь деда. И что скоро в гости прибудет, как время на то выкроит. Еще писал он, что по сестрам соскучился, да интересовался, не вышли ли сестрицы его милые замуж. И о доме рассказывал, какой в Ирие светлом выстроил.

Дом у Власия и вправду на диво крепок был да хорош, жил в нем Власий, в любви и счастье купаясь. Выделил Сварог ему уголок Ирия да помог хоромы выстроить. Но от хором Власий отказался, дом построил хоть и крепкий, да простой, без позолоты и прочих излишеств. И проживал там в мире и согласии с Дубравушкой, женой своей милой.

Дубрава в Ирие прижилась, дружбу с соседками поддерживала, по-приятельски на чай захаживала. Лада к ней очень добра была, то рецепт варенья нового даст, то пирога какого, а то как с мужем в мире да согласии жить научит. И Леля к Дубраве приветлива была, и Жива-болтушка. Да что о них говорить, если сама Морена холодная в дом Власия захаживала, и тогда даже Сварог с удивлением прислушивался: хохотала Морена от всей души, что уж такое ей Дубрава рассказывала – неведомо. Для каждого у красы лукоморской Дубравы слово доброе было. И любили ее все обитатели Ирия, и баловали. Оно и хорошо, потому как не боялся Власий супругу одну без присмотра оставлять, знал – и позаботятся, и теплом да лаской одарят Дубравушку боги райские. А отлучки у Власия-Велеса частые случались, все они были связаны с работой. Оно и понятно, дел-то у Власия невпроворот – за всей скотиной, какая в поднебесье да мире земном водится, присматривать.

Трудно было Власию на первых порах. Ну с домашним скотом да зверьем диким, что в привычных ему обличьях в поднебесье водится, он лихо управлялся. А вот с заморскими зверьми зело туго пришлось. Зато когда возвращался домой – не могли они с Дубравушкой друг на друга нарадоваться и насмотреться.

Собирала Дубрава на стол кушанья и слушала рассказы мужнины.

– Ну когда мне от народу африканского молитва поступила, так пришлось лично в те земли отправляться, – говорил Власий, за столом сидя.

– Еще бы, – кивнула Дубрава и сморщилась. – Те африканцы такую жертву вонючую послали, что порой кажется – и поныне не выветрился запах. И с чего они вздумали, что пропащее мясо для богов самое лучшее?

– Так у них в Африках жара стоит невиданная, – объяснил Власий, лично побывавший на той жаре. – В царстве Пекельном и то попрохладнее будет. И когда они оленя, какой у них в Африке антилопой гну зовется, потому как внешность гнусную имеет, заколют да к истукану положат, какой алтарь изображает, так мясо и протухнет сразу.

– Фу! – Дубрава сморщилась, вонь ту вспоминая. Жертвы-то, коими просьбы сопровождали, прямо в Ирий попадали, по назначенному адресу.

– Ты не сердись, Дубравушка, – поспешил успокоить супругу Власий, – я так сделал, что у них теперь от носорогов да слонов спасу не будет.

А дело было так, что африканские жители на незапланированный падеж зверья жалобу подали. И понятно – вслед за этим падежом грозил африканским племенам голод, тоже незапланированный. Так Власий лично отправился беду ликвидировать. Если бы речь о коровах да лошадях шла либо о волках, лисах да медведях, так Власию и с места двигаться не надо было – он скотину ту мысленно мог представить да просьбу выполнить. А вот с носорогами да слонами – тут воображение помощником плохим было, пришлось самому и в охоте на носорогов участвовать, и стадо слоновье лечить.

– Так вот, Дубравушка, – рассказывал Власий, – звери те рогомордые меня, конечно, удивили немало своей страшностию. Но слоны, коих граждане африканские разводят во множестве превеликом, так и вовсе из колеи выбили. И что это за животина такая странная? Ноги что столбы, шкура толстая, складками, уши огромные, лопухастые, а на морде вместо носа и вовсе что-то непотребное болтается. И ухватывает он отростком тем траву да под себя же и заталкивает. Вот, думаю, все не как у нас – даже питаются звери тамошние с другого конца. Я глазам своим не поверил да долго понять не мог – не то ест тот слон пучки травы, не то место заднее подтирает. Но потом объяснил мне волхв тамошний, который шаманом называется, что к чему, заблуждения мои рассеял…