На углу Софиевской улицы, не доезжая до памятника Богдану Хмельницкому, толпился народ. Людей становилось все больше. Они стояли и смотрели, как в саженях десяти от них полыхало пламя и черными клубами валил дым. Фаэтон остановился. За ним встали и другие экипажи. Городовой свистел в свой нейзильберовый свисток и призывал людей разойтись и не мешать прибытию пожарной команды.

— Чай механическая коляска горит? — привставая на козлах, воскликнул извозчик и вскрикнул: — Ой, господи, так она в столб въехала вместе с человеком!

Ардашев расплатился с извозчиком, оставил ему целковый на чай и стал пробираться сквозь плотную толпу. Подойдя ближе, он почувствовал запах горелой человеческой плоти, знакомый каждому воевавшему солдату. Огонь уже съел колеса и переднее сиденье, на котором, уткнувшись головой в руль, сидел обгоревший водитель. Неподалеку валялась пустая, треснутая, оплавленная бутылка из темного стекла. Автомобиль врезался в фонарный столб и его капот деформировался. От высокой температуры крышу «Форда» повело, но номер удалось разглядеть. Это была машина барона. Горел и сам деревянный столб. Начали трещать и плавиться электрические провода. Посыпались искры. Народ в панике попятился назад.

Вскоре послышался колокол пожарного грузовика с бочкой. Люди расступились, освободив подъезд. Огнеборцы размотали рукав, но увидев, что горят провода, остановились. Они сняли с машины лопаты и принялись забрасывать пламя землей с клумб. Один из пожарных побежал куда-то, очевидно, звонить на электростанцию, чтобы обесточили всю улицу. Вскоре он появился, крикнул что-то, и заработала помпа. Вода потушила пламя очень быстро.

Наконец примчалась карета «Скорой помощи» и две полицейские пролетки, запряженные четверками лошадей. Фотограф, судебный врач и приехавшие медики принялись за работу. Труп аккуратно извлекли из машины, положили на землю, осмотрели, сфотографировали несколько раз и накрыли простыней. Среди полицейских чинов статский советник разглядел Каширина. Подойдя ближе, он умышленно попался ему на глаза.

— Клим Пантелеевич? Каким ветром вас сюда занесло? — удивился сыщик, протягивая руку.

— Ехал к вам, да вот застрял.

— Ко мне? А что стряслось?

— Собственно, вы сами видите.

— Я из-за этого столкновения сюда и приехал. Третьего дня барон сдал нам «катеринки»-фальшаки в виде роз. А тут известие: сказали, что он разбился. Вернее, кто-то на его авто… Может, он, а может, и нет. Ткаченко и послал меня. Поезжай, говорит, Филаретыч, посмотри, что да как, разберись на месте.

— Я, правда, надеялся предотвратить его смерть.

— В смысле? — Каширин уставился непонимающим взглядом.

— Я просил его не выезжать из дому до встречи со мной и ни с кем не встречаться. Но он меня не послушал, и убийцы оказались проворней.

— Постойте, а почему вы решили, что его убили, а не он сам разбился?

— Тут слишком много деталей, указывающих на предумышленное убийство. Во-первых, обратите внимание на маленькую вмятину на капоте. Это доказывает то обстоятельство, что удар о столб был незначительным, и бензобак от него уж точно не мог загореться. Во-вторых, положения рукоятки ручного тормоза и рычага постоянного газа говорят о том, что автомобиль только начал свое движение после остановки. Он просто не успел разогнаться до опасной скорости, как тут же врезался в столб. Ну и оплавленная бутылка — третий довод в мою пользу. Я полагаю, барона убили раньше. Скорее всего, ему проломили висок. Злоумышленник ехал с трупом, выбирая безлюдную улицу и опасаясь свидетелей. Здесь, на Софиевской, он остановил авто и поставил его на ручной тормоз. Потом пересадил тело на водительское сиденье, облил керосином, вышел, снял ручной тормоз и надавил рукой на педаль — «Форд» тронулся и врезался в столб. После этого ему оставалось лишь бросить в машину горящую спичку и скрыться незамеченным. Однако вы не теряйте надежду: вдруг отыщется кто-нибудь из очевидцев.

Каширин тряхнул головой и сказал:

— У вас, Клим Пантелеевич, как всегда, все очень складно получается, но, согласитесь, все это только предположения. Нам нужны свидетели. Лишь только они могут подтвердить вашу версию. А их, к сожалению, у меня пока нет. Видите, как народ разбегается. Всем некогда, недосуг, заняты. Сознание у наших компатриотов, можно сказать, нулевое.

— Свидетель — не единственное доказательство. Главное — вскрытие. Поставьте прозектору вопрос: имеется ли гарь в легких трупа? Если она не обнаружится, значит, потерпевший был убит до пожара. Если же гарь будет наличествовать, то получается, что в момент пожара он был еще жив и дышал. Правда, он мог находиться и в бессознательном состоянии. Но это уже другой вопрос. Тут придется выяснять причину потери сознания.

— Логично, — согласился Каширин. — Но скажите, а почему, разыскивая барона, вы направились именно к нам? Мало ли где мог находиться Красицкий? Он же теперь был человеком свободным, вдовцом.

— Я знал, что полиция установила за ним наружное наблюдение. Если это так, то кому как не вам знать его местонахождение?

— Да, установила. А откуда вам известно? Я ведь вам о слежке не упоминал.

— Это результат моих совершенно случайных наблюдений. Второго дня я оказался невольным свидетелем встречи барона и молодого человека, которого я видел в ювелирном магазине Гиршмана с дамой еще двадцать шестого мая. Как позже я понял, это и была жена Красицкого. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что именно он — этот молодой франт — и передал Гиршману фальшивые деньги. Он же, по всей видимости, подарил их в виде роз и покойной жене барона. И именно этот человек причастен к ее гибели… Так вот, за столиком летнего ресторана в Купеческом саду он о чем-то беседовал с этим незнакомцем. Потом они встали и ушли; за ними увязался полицейский хвост. К сожалению, филер потерял объект слежки. Вечером я тут же позвонил барону и попросил его объяснить, для чего он встречался с этим господином. Красицкий ответил мне, что Жоржик — именно так звали его собеседника — заядлый картежник, и они часто играли вместе. А барон, перебирая вещи жены, наткнулся на визитную карточку Жоржика, в которой тот именовал себя графом. Собственно, для того чтобы выяснить причину появления карточки у покойной супруги, Красицкий и позвонил ему, условившись о встрече в Купеческом саду.

— Вы правы. Его кличка Жоржик. Он мошенник. Настоящая фамилия — Непорецкий. Теперь уже нет никаких сомнений, что он причастен к убийству Гиршмана и его работников. Ваши сведения только добавили красок в картину происшедшего. Но мне непонятно одно: откуда вам известно, что именно Жоржик расплатился фальшивыми купюрами, а не кто-то другой. Даже находясь там, в ювелирном магазине, вы не имели возможности