Вернулась нянюшка.

– Три часа? – спросила Агнесса, прежде чем нянюшка успела открыть рот.

– Чуть позже.

– Насколько позже?

– На две или три минуты.

– На две или на три?

– На три.

Три сороки вместе сели на дерево и, громко переругиваясь, принялись гонять друг дружку по веткам.

– Три часа три минуты, – подытожила Агнесса. Напряжение разом спало. – Нянюшка, она думала тройками. В сарае я видела еще одну свечу, а еще нашла там столовые приборы, однако на столе всего лежало по три штуки.

– А как насчет черпаков и ножниц? – заметила нянюшка, правда, в ее голосе прозвучало некоторое сомнение.

– Значит, больше у нее не было, – сказала Агнесса. – На кухне в сушилке я видела еще вилки и ложки. То есть по какой-то причине она выкладывала не больше трех предметов.

– Я точно знаю, что чашек у нее было четыре, – вспомнила нянюшка.

– А осталось три, – возразила Агнесса. – Одну она разбила. Осколки лежат в мусорном ведре.

Нянюшка Ягг пристально посмотрела на нее.

– Чего-чего, а неуклюжести за Эсме я не замечала, – пробормотала она.

Нянюшка глядела на Агнессу так, словно пыталась не думать о чем-то очень страшном.

Деревья закачались под порывом ветра. На землю упало несколько капель дождя.

– Пойдем в дом, – предложила Агнесса.

Нянюшка покачала головой.

– Там еще холоднее, чем здесь, – буркнула она.

Какая-то птица пролетела над макушками деревьев, едва не задевая листья, и опустилась на лужайку. Это была четвертая сорока.

– «А на четыре кто-то родится», – сказала почти про себя нянюшка. – Вот теперь я все понимаю. Я думала, она не узнает, но от Эсме ничего не скроешь. Эх, вот вернусь домой, ну, задам Шону трепку! Он ведь поклялся, что доставил приглашение!

– А может, она взяла его с собой?

– Нет! Если бы она его получила, то обязательно появилась бы на празднике! Спорю на что угодно! – отрезала нянюшка.

– Так о чем именно она не должна была узнать? – спросила Агнесса.

– О дочке Маграт!

– Как это? И что тут удивительного? Ну конечно, она узнала о ней. Хочешь сказать, нам нужно было скрывать ребенка? Да о принцессе все жители королевства знают!

– У Маграт дочка родилась! Она стала матерью! – закричала нянюшка.

– Ну да! Это случается! И что с того?… – в ответ заорала Агнесса.

И вдруг в один и тот же миг они поняли, что кричат друг на друга.

Дождь резко усилился. Со шляпы Агнессы, стоило ей качнуть головой, пролился настоящий водопад.

Нянюшка немножко подуспокоилась.

– Ладно, я считаю, мы с тобой достаточно разумны, чтобы не торчать все утро под дождем.

– По крайней мере, мы можем развести огонь, – сказала Агнесса, когда они вошли в холодную кухню. – Она приготовила дрова…

– Нет!

– А что, обязательно сразу кричать?!

– Послушай, только не разводи огонь, хорошо? – попросила нянюшка. – И ни к чему без надобности не прикасайся!

– Я могу настругать щепок и…

– Слушай внимательно! Эти дрова приготовлены не для тебя! И не трогай дверь!

Агнесса как раз хотела отодвинуть булыжник.

– Нянюшка, ну что за глупости! На улице ветер, сюда дождь летит!

– Ну и пускай!

Нянюшка упала в кресло-качалку, задрала юбку и принялась шарить в громадных панталонах, пока не выудила оттуда любимую фляжку. Затем сделала большой глоток. Руки у нянюшки тряслись.

– Поздно мне становиться каргой. В моем-то возрасте… – пробормотала она. – Ни в один лифчик не влезу.

– Нянюшка?

– Да?

– Я не понимаю, о чем ты. Дочь? Не зажигать огонь? Карга?

Нянюшка убрала фляжку и снова принялась шарить в панталонах. Из другой штанины она достала трубку и кисет.

– Вряд ли тебе стоит это знать…

Матушка Ветровоск уже миновала расположенные рядом с городком рощицы и теперь шла по тропинке, вьющейся между настоящих лесных деревьев. Сюда обычно забредали только угольщики да иногда – случайный гном.

Ланкр почти исчез, испарился. Она чувствовала, как он уходит из ее сознания. Там, внизу, даже в минуты абсолютного покоя она всегда чувствовала вокруг себя гул чьих-то мыслей. Мысли людей, животных сливались воедино и бурлили подобно огромной интеллектуальной похлебке. А здесь… здесь текли лишь неторопливые мысли деревьев – тоска смертная, поэтому лучше к ним даже не прислушиваться. Снег, сохранившийся в низинах и в ямах под деревьями, медленно растворялся под мелким нудным дождиком.

Она вынырнула на полянку, и олени, пасшиеся небольшим стадом на противоположной стороне возле самого леса, с удивлением уставились на нее. По привычке матушка сразу остановилась и позволила сознанию расслабиться – так, чтобы олени сочли, будто на полянке никого нет.

Но когда она снова двинулась вперед, из кустов появился еще один олень. Замерев, он уставился прямо на нее.

Такое и раньше случалось. О таких случаях рассказывают охотники. Можно целый день выслеживать стадо, бесшумно красться между деревьев в надежде на чистый выстрел, а в самый последний момент прямо перед тобой вдруг появляется олень, поворачивается, смотрит на тебя… и как будто чего-то ждет. Именно в такие минуты охотник осознает, каким мастером стал…

Матушка щелкнула пальцами. Олень вздрогнул и галопом скрылся в чаще.

Она поднималась все выше по каменистому руслу ручья. Ручей был бурным, но, несмотря на это, вдоль берегов его сковывала ледяная корка. Остановившись у каскада небольших водопадов, матушка глянула назад, на чашу среди гор, в которой прятался Ланкр.

Эту чашу доверху наполняли тучи.

Несколькими сотнями футов ниже над макушками деревьев скользнула сорока.

Матушка повернулась и быстро вскарабкалась по мокрым ледяным камням к краю вересковой пустоши.

Здесь, на высоте, было куда больше неба. Тишина буквально пригибала к земле. Высоко над головой парил орел.

Похоже, он был тут единственным живым существом. Сюда никто не поднимался. Густые заросли вереска и утесника тянулись на целую милю, и ни одна тропка не пролегала сквозь них. А заросли были плотными, колючими, не защищенную одеждой человеческую кожу они рвали в клочья…

Матушка присела на камень и долго смотрела на бескрайние заросли. Потом сняла со спины котомку и достала пару толстых носков.

И пошла дальше. Вперед и вверх.