– Что ж…

Старый Бисаун сунул жгут обратно в коробку и достал металлическую пластинку длиною около двадцати сантиметров. Большим и указательным пальцами он надавил на края пластинки, и она тотчас же раздвинулась в обе стороны, сделавшись втрое длиннее.

– В коробке четыре таких пластинки, – объяснил Бисаун. – Они используются для фиксации конечностей при переломах.

Старик снова сложил пластинку и убрал ее на прежнее место.

– Вопросы есть? – голосом учителя, не знающего пощады к своим ученикам, спросил Бисаун.

– Нет, – едва заметно улыбнувшись, качнул головой Харп.

– Отлично. – Бисаун захлопнул крышку коробки и оперся рукой о край стола, собираясь подняться с табурета.

Харп остановил его, положив свою руку поверх морщинистой ладони старика.

– Почему ты делаешь это, старик? – спросил он негромко. – Ты же не веришь в то, что мы сможем убить снежного червя.

– Даже если я не верю в успех вашего безнадежного дела, – глядя куда-то в сторону, недовольно проворчал Бисаун, – это вовсе не означает, что я не должен сделать все от меня зависящее, чтобы помочь вам остаться живыми.

Старик вытянул свою руку из-под ладони Харпа и, поднявшись на ноги, пошел к своему матрасу, уже расстеленному на полу.

– Спасибо, Бисаун, – произнес вслед ему Харп.

Старик даже не оглянулся. Скинув тапки, он, не раздеваясь, лег на свое ложе и, натянув одеяло на плечи, повернулся лицом к стене.

Харп посмотрел на Марсала, сидевшего возле стены с веревкой на коленях, которую он проверял, ощупывая пальцами буквально каждый сантиметр. В ответ на вопросительный взгляд Харпа Марсал только плечами пожал: он не меньше Харпа был удивлен неожиданным поступком старого Бисауна.

То, чем занимались сейчас Марсал и Харп, было, по сути, всего лишь способом убить время. Все оружие, инструменты и вспомогательный инвентарь они проверили уже не один раз. Но спать ложиться было еще рано, а говорить – не о чем: все детали предстоящей охоты были обговорены в мельчайших подробностях. Кроме того, Харп чувствовал, что ему больше нечего сказать. Ему удалось вывести Марсала из состояния странного душевного оцепенения, в котором он находился все время своего пребывания в доме старого Бисауна, и теперь любая попытка Харпа влиять на настроение или характер мыслей Марсала могла показаться тому стремлением оказывать подспудное давление, чем и занимался прежде хитроумный старик.

Помимо прочего, была и еще одна причина, по которой Харпу не хотелось сейчас затевать долгий разговор с Марсалом. Вопреки мнению Марсала, считавшего, что его партнеру вообще неведом страх, Харп отдавал себе отчет в том, что не боится завтрашнего дня только потому, что, как и говорил старый Бисаун, он, в отличие от Марсала, весьма смутно представлял себе ту дичь, которую собирался убить.

Сунув руку в карман штанов, Харп, к удивлению для себя самого, обнаружил небольшой пластиковый пакетик. Тот самый, что был закреплен на крышке часов, который он снял с руки колониста. Не обратив в свое время особого внимания на кусочек пластика, Харп совершенно забыл о нем, когда, отклеившись от часов, пакетик остался в кармане.

Пакетик был аккуратно запаян со всех сторон. Пластик был мутный и к тому же помятый, так что рассмотреть то, что находилось внутри, не представлялось возможным.

Положив пакетик на стол, Харп осторожно вскрыл его, проведя по краю острием ножа, и извлек сложенный в несколько раз обрывок бумаги.

Развернув бумагу и аккуратно расправив ее, Харп удивленно присвистнул.

На столе лежал рисунок, удивительно похожий на тот, что три дня назад отдала ему Халана. На нем также был изображен всадник, скачущий верхом на лошади. Только теперь это был не скелет, а старик, одетый в какой-то длинный бесформенный балахон, из-под которого торчали тощие ноги и руки. Старик был почти лыс. Остатки его волос развевались на ветру, как и длинная седая борода. В левой руке, поднятой к плечу, он держал большие чашечные весы.

– Что скажешь? – спросил Харп у Марсала, положив оба клочка бумаги рядом.

– Похоже, это фрагменты одного рисунка, – удивленно произнес Марсал.

– Верно, – согласился Харп. – И мне кажется, что это еще не вся картинка.

– Странно, – озадаченно почесал бороду Марсал.

Оторвав взгляд от обрывков рисунка на столе, Харп поднял взгляд на Марсала.

– Что именно тебе кажется странным?

– То, что у тебя в руках оказались два фрагмента одного рисунка. – Марсал посмотрел на Харпа так, словно у него вдруг возникло подозрение, что тот что-то скрывает от него. – Ты ведь не считаешь, что это простая случайность?

– Друг мой, я склонен полагать, что в этом мире случайностям вообще нет места, – философски изрек Харп. – Любое наше действие, каждый шаг так или иначе воздействуют на окружающую действительность. А это в конечном итоге приводит к тому, что удивительное стечение обстоятельств, называемое нами случайностью, ставит человека перед неким совершенно неоспоримым фактом, который прежде он упорно не желал замечать.

Сдвинув брови, Марсал еще раз внимательно посмотрел на разложенные на столе клочки бумаги. Усиленная работа мысли ни к чему не привела, и Марсал вновь обратился за разъяснением к Харпу:

– И о чем тебе говорят эти рисунки?

– Совершенно ни о чем. – Харп покачал головой, и вид у него при этом был почти равнодушный.

– Но ты ведь говорил…

– Я не отказываюсь ни от единого сказанного мною слова. Если эти фрагменты рисунка оказались у меня, значит, в этом есть какой-то смысл. Но только какой именно, я пока понять не могу.

Марсал разочарованно вздохнул: ему было жалко расставаться с тайной.

Харп собрал со стола бумажки, аккуратно сложил их вместе и убрал в пластиковый пакетик, который спрятал затем в застегивающийся на липучку нагрудный карман рубашки.

– Пора спать ложиться, – сказал он, взглянув на часы.

Поставив полностью упакованные вещевые мешки на обеденный стол, Марсал и Харп улеглись на раскатанные матрасы.

Свет в доме не гас, даже когда все спали. И хотя первые три ночи, проведенные у старого Бисауна, это обстоятельство ничуть не мешало Харпу, сейчас ему казалось, что именно яркий свет, проникающий даже сквозь плотно сомкнутые веки, не дает ему уснуть. Харп ворочался с боку на бок и даже один раз поднялся, чтобы руками поудобнее примять матрас, который непонятно с чего вдруг сделался неровным и жестким. В конце концов он улегся на бок и с головой накрылся одеялом.

Стоило ли себя обманывать: он не мог уснуть, потому что думал о предстоящей охоте. Именно сейчас, когда до ее начала оставались считанные часы, Харп стал сомневаться, правильно ли он поступает. Его не устраивало то, как живут люди в мире вечных снегов, – но это была только его проблема. Его – и больше ничья. Остальным эта жизнь могла казаться не только вполне сносной, но и единственно возможной. В таком случае какое он имел право ломать их судьбы? Хотел он того или нет, но в его затею оказались втянуты все обитатели хибары старого Бисауна.