— Ну зачем в библиотеку, — вяло отвечал Свеча, прикидывая, к чему это мент вроде бы между прочим вспомнил об Уколе и как отбиваться, если он будет наседать. — В магазин я ехал, девчонке знакомой подарок присмотреть. Сам понимаешь, гражданин начальник, Москва ведь большая, районов много, я здесь недавно, еще не освоился… А тут ваши люди откуда ни возьмись, всех нас повязали. Я думал — бандиты какие-то беспредельные, а оказалось, что мусо… то есть милиционеры, — последнее слово задержанный произнес с плохо скрываемой ненавистью.

— Так, так, все складно, как я и думал, — заметил руоповец, нимало не удивившись ответом, потому как предвидел его. — А ты, оказывается, интересный пацан. Давно хотел с тобой познакомиться. Даже в Курган специально приезжал, чтобы на тебя посмотреть, а ты вот невежливый какой удрал, да и друзей своих бросил. Что на это скажешь?

— А что я еще должен говорить, — со злостью переспросил бригадир, понимая, что его берут за горло.

— Что в Кургане делал? Почему в той белой «семерке» стволы лежали? Как вы очутились рядом с подъездом дома, где живут родные Александра Солоника? Каковы были ваши цели? Кого вы там вообще искали? — теперь вопросы задавались быстро, чеканно и жестко, с явным намерением деморализовать собеседника.

— Ни в каком Кургане отродясь я не бывал, — Свечников демонстративно отвернулся, решительно давая понять, что больше не будет говорить на эту тему и вообще уходит в глухой отказ.

— Значит, не был? Воинов достал из папки какие-то листы. — Тогда ознакомься с чистосердечным признанием гражданина Евгения Ковалева, более известного тебе как Укол.

Сделав вид, что берет бумаги исключительно из чистого любопытства, Свеча пробежался глазами по бланку протокола.

Укол повел себя как последний негодяй. Если верить протоколу допроса, он показал, что является рядовым боевиком урицкой группировки, что бригадир у него — гражданин Сергей Свечников, что в Курган он, а также гражданин Олег Савчик по кличке Рыжий и гражданин Свечников по кличке Свеча прибыли, чтобы найти следы гражданина Александра Солоника по кличке Саша Македонский.

— Складно написано, гражданин начальник, — процедил Свеча, протягивая протоколы допроса, — Только почему-то нет тут подписи адвоката, а потому я не очень верю всем этим писулькам.

Руоповец не стал возражать.

— Силен, силен в юриспруденции, — хмыкнул он. — Подписей защитников тут действительно нет. Но ведь я не для протокола хочу получить информацию о твоей бригаде. Давай договоримся: ты мне сейчас все без утайки рассказываешь, и я тебя отпускаю под честное слово. — И, словно в знак примирения, протянул собеседнику предупредительно раскрытую пачку «Мальборо».

Тот, естественно, отказался брать сигареты из мусорских рук.

— Нет, я в такие игры не играю, — поморщился Свечников, — а о каких-то там урицких и о Македонских и вовсе впервые слышу.

Хитрая улыбка заиграла на лице Воинова.

— Ну-ну-ну, неужели и о Солонике никогда ничего не слыхал? Неужели встретиться с ним не хочешь? А ведь покойный Валерий Длугач, так называемый вор в законе, более известный как Глобус, тебе двоюродным братом приходился.

При упоминании о покойном Валере Свеча заметно помрачнел.

Да, если кого-нибудь ему теперь и не хватало, так это наверняка братана. Он-то сумел бы поставить братьев Лукиных на место и не допустил бы, чтобы его, Свечу, гоняли какие-то хмыри!

— Насчет Глобуса можешь не отпираться, — спокойно произнес милиционер.

— Ну, братаном он мне был, — сумрачно ответил Свечников, закуривая свои сигареты. — От братьев я никогда не отказывался.

— Ладно, — неожиданно Воинов поднялся из-за стола, с высоты своего роста высокомерно взглянул на Свечникова, а потом, уже не глядя на него, продолжал: — Умный ты пацан, Свеча, толковый, да только одного не понимаешь: подставили тебя твои старшие, сдали, как в упаковке. Знаешь, для чего они тебя на «стрелку» отправили, а?

— На какую еще «стрелку»? — задержанный был сама наивность.

— Да не юродствуй ты! Спасибо должен нам сказать — понимаешь? Березовские приехали, чтобы тебя и твоих пацанов вальнуть, в натуре! — неожиданно мент перешел на профессиональный жаргон бандитов. — Стволы мы у них в машине нашли! А отмашку на твой завал Лукины дали. Не нужен ты им больше, вот и договорились со старшими березовскими на такой прогон.

— А почему я должен вам верить? — спросил Свеча серьезно и печально. Все, что говорил ему мусор, очень походило на правду, если не считать последних слов Шмеля — «мы, мол, пустые».

— Можешь не верить, твое право. Как говорится: вольному — воля, спасенному — рай. Мы тебя сейчас спасаем — закроем по Президентскому указу на тридцать суток, и для твоей же безопасности спрячем в изоляторе временного содержания. — Воинов перешел на сухой и деловой тон. — Все, подписывай протокол задержания и отправляйся на Петровку…

Свечников не стал спорить. Поставил подпись там, где требовалось, затушил сигарету. Прежде чем выйти из кабинета, взглянул на Воинова как-то странно. Во всяком случае так тому показалось…

Путь от руоповского офиса на Шаболовке до знаменитой Петровки, 38 показался Свече недолгим. И, наверное, потому, что в результате задержание оказалось куда более утешительным, чем можно было предположить.

Так называемые «Петры», изолятор временного содержания во дворе Петровки, 38, - это тебе не беспредельная Бутырка и не беспокойная Краснопресненская пересылка. Пацаны, которые там бывали, говорят, что и содержание лучше, и порядки либеральней. Больше, чем тридцать суток, держать его не имеют права, потому что вряд ли РУОП сможет собрать обвинение. Хотели бы посадить всерьез — подкинули бы ствол, пару «маслят» или наркоту: известный ментовский прием. Зато в «Петрах» не будет никакого Чижа, никаких братьев Лукиных. А главное, можно будет собраться с мыслями и решить, как жить дальше.

И вот — тесный внутренний двор Петровки, приземистое трехэтажное здание с решетками, выкрашенными в траурный черный цвет, тесный шмональный бокс, опись вещей, обязательный медицинский осмотр, унылый длинный коридор, «реке» — и наконец камера…

Камера, куда поместили Свечникова, оказалась относительно небольшой: чуть больше руоповского кабинета, в котором его сегодня допрашивали. Убранство — стандартное для заведений подобного рода: двухярусные шконки, стол со скамейками посередине камеры, чугунный унитаз и умывальник с раковиной за ширмой. А сидело здесь лишь четыре человека, не в пример переполненным Бутырке и «Матросске».

Небольшой щуплый юноша с болезненным румянцем на шелушащихся щеках заехал на «хату» за неудачный угон дорогого автомобиля какого-то большого милицейского генерала — содержание его в столь престижном, по меркам преступного мира, месте объяснялось тем, что родители неудачливого угонщика еще не в полной мере возместили генералу материальный и моральный ущерб.

Второй обитатель камеры — маленький, усатенький, с морщинистым, словно пожеванным лицом, ожидал перевода в следственный изолятор. Несмотря на непрезентабельную внешность, менты навесили на него едва ли не половину Уголовного Кодекса: от бандитизма до хранения оружия, наркотиков, плюс сопротивление сотрудникам органов правопорядка при задержании.