провоцируя, толкает плечом другого человека. Вино в бокале Ирины качнулось, она жалобно улыбнулась мужчине. Я очень не люблю такую улыбку, которую можно считать началом любовной интрижки или согласием на неё другой стороны.

Я поменяла свою позу в кресле, чтобы было комфортнее сидеть, а также, может, для более удобного наблюдения за парой справа. Признаюсь, в это время моё настроение было несколько злорадное, похожее на стадную психологию людей, которым нравится смотреть на попавших в неловкое положение знаменитостей. Хотя Ирина не была известным человеком, считаю, что по крайней мере она — порядочная женщина. Наблюдение за тем, как порядочная женщина занимается непорядочным делом, также доставляло мне определённое удовлетворение.

Хмуря брови и морща лоб, я оглянулась вокруг, надеясь, что Саша придёт посмотреть на выражение лица своей матери в этот момент, но он был полностью сконцентрирован на колбасе, с моего места видно было лишь половину его личика.

Поспавшие некоторое время три заводных пуделя в ряду передо мной одновременно проснулись и сразу принялись за еду и напитки, скупив почти всё, что только можно было найти в самолёте. Они пили вино не из бокалов, а каждый из своей бутылки, выливая его себе прямо в рот, а иногда и друг другу. На фоне их развязности поведение Ирины и Худыша стало казаться культурным и даже сдержанным, и рядом с ними весёлая компания стала выглядеть и вовсе безобразно.

Когда мне в голову пришло это слово «безобразно», вино в бокале уже расслабило Ирину, общение между ней и Худышом, начавшееся на дистанции, превратилось в шёпот. Иринин «калачик» тёрся о белую ажурную салфетку на спинке сиденья, тонкие волосы выбились из-за ушей, что говорило о её влечении. Да, у неё появилось влечение — думала я про себя, презрительно кривя губы. Аромат этого влечения витал в воздухе вокруг меня. Однако я думала, что это не чисто субъективное ощущение запаха, а реальное, шедшее откуда-то спереди. Из передней части салона вышли двое щеголеватых мужчин. Отведя взгляд от «калачика» Ирины, я увидела этих мужчин напротив меня и вдруг поняла, что этот запах исходит от них — по крайней мере от мужской туалетной воды Burberry одного из них.

Я мало что знаю о духах, а чувствительность к этому типу туалетной воды у меня только потому, что моя мать использует её. Помню, как однажды я посмеялась над матерью: «Почему вы используете мужскую туалетную воду?» Она ответила, что на самом деле этот аромат — унисекс, подходит как мужчинам, так и женщинам. Я вспомнила «Повесть о Зое и Шуре» на её книжной полке; меня часто озадачивает эта женщина, которая поклонялась Зое в молодости и пользуется мужской туалетной водой в старости.

Что касается двух мужчин, то на фоне этого разболтанного и старого самолёта они как будто явились с неба — хотя тогда мы действительно находились в небе. Они были молодые, высокие, красивые, великолепные, элегантные и утончённые. Кажется, есть только два типа людей, которые одеваются подобным образом: мужчины-модели на подиуме и профессиональные карманники, прогуливающиеся по пятизвёздочным отелям.

Они прошли в заднюю часть самолёта, оставляя за собой шлейф аромата, и массивные золотые браслеты на их запястьях ярко мерцали в тусклом салоне. Они прошли мимо, задев меня, и в мгновение ока скрылись у входа в туалет.

Жгучее любопытство завладело мной, трудно было удержаться, чтобы не поглядывать назад, и я сделала вывод, что они вместе вошли в туалет, а не так, что один из них ждал снаружи. Здесь я подчеркну слово «вместе». В это время стюардесса, которая сидела в пустом заднем ряду, сгорбилась в кресле и стала лузгать семечки, как будто ничего не заметила. Очевидно, она уже привыкла к таким делам в самолёте.

Примерно через четверть часа я наконец-то своими глазами увидела, как они поочерёдно вышли из туалета и один из них поправил помятый галстук другого. С одной стороны, я была даже воодушевлена — своими глазами видела такое, с другой — возмутилась, что они неожиданно, на глазах у всех, одновременно втиснули два тела в единственный, а потому драгоценный, к тому же такой узкий туалет в самолёте. Ах! Этот самолёт действительно распирает от вожделения, которое из-за поведения двух мужчин в туалете стало очевидным — настолько, что происходящее начало напоминать какое-то представление, потому что через полчаса они снова встали со своих мест в передней части салона и друг за другом демонстративно прошли под нашими пристальными взглядами, вновь вместе проникнув в туалет.

Я сказала «наши», потому что, когда эти красавцы прошли мимо, на них также обратили внимание Ирина и Худыш. Рука последнего в это время уже покоилась на левом плече Ирины.

Через полчаса эта рука уже соскользнула до Ирининой талии.

Ещё через полчаса рука была убрана с талии Ирины и пыталась устроиться на её бедре.

Наступила глубокая ночь, я невероятно устала, но никак не могла ослабить свою тайную слежку. Чтобы взбодриться, нашла несколько кусочков шоколада, который купила ещё дома, фирмы Dove. В Китае он казался мне невкусным, а когда я очутилась в России, то всё, привезённое с собой, мне нравилось.

Саша, который всё это время не спал, тоже выглядел уставшим. Он встал со своего места и двинулся к Ирине. Мальчик явно хотел ей напомнить, что ему пора спать. Однако, увидев, как Ирина, забыв обо всём, прильнув головой к голове Худыша, шепчется с ним, он вдруг повернулся лицом ко мне. Его взгляд неожиданно встретился с моим, и я заметила в нём гнев. За короткий миг он понял, что я знаю, почему он внезапно повернулся ко мне, и я поняла, что ему известно: я видела, что делает его мать. В эти секунды я почувствовала, что Саша похож на брошенного сироту. Вообще-то сама по себе я — человек, лишённый добросердечности, но в тот момент не удержалась от того, чтобы протянуть ему шоколад. Однако капризный Саша не принял шоколад, и эта моя жалость будто даже рассердила его. Он снова резко повернулся, маленькими шагами двинулся к своему месту, на которое поменялся раньше, сел, закрыл глаза — прямо как маленький старичок-горемыка.

Я тайком бросила взгляд на Ирину, голова которой всё ещё была повёрнута к Худышу, — она не заметила, как приходил и уходил Саша.

Спустя полчаса рука Худыша всё ещё лежала на бедре Ирины — или уже поднялась на дюйм вверх? Эта рука была словно олицетворением беспокойства на её клетчатой юбке и воодушевляла меня постоянно приоткрывать тяжёлые веки,