Вот тварь! Уйду и не вспомню!

Но для этого нужно было уйти, а значит, сорвать заговор. Но заговор там в Руссильоне, а мы здесь в Париже. Даже если королева уже отправила письмо кардиналу, нужен текст договора.

Герцог приходил учить меня еще раз, но я была слишком рассеянной, чтобы нормально биться. Отговорилась головной болью и даже не стала присутствовать при дальнейшей беседе.

Я умирала от любви к этим насмешливым голубым глазам, но прекрасно понимала, что для него я никто, просто приживалка богатой родственницы, даже если бы у нас с Меркером сложился роман, это ненадолго, Вандомы любвеобильны. А потом что?

Потом он женится на вот такой герцогине, она нарожает ему детишек, да и любить герцог будет другую, не держать же в любовницах вечно одну и ту же?

Даже застряв здесь на год, я могу надеяться только на одно – окончательно разбитое сердце и тоску.

Много передумав о герцоге во время бессонных ночей, я пришла к выводу, что я сама для него лишь занятная барышня, следовательно, держаться от насмешливых голубых глаз следует подальше. А еще лучше сорвать заговор и отправиться обратно.

Ага, дома повешу на стене портрет герцога де Меркера и буду вспоминать, как он учил меня владеть шпагой.

Каждому свое. Стерве Мари, оставшейся в прошлом и сумевшей занять тепленькое местечко, Малый Люксембург и титул герцогини, а мне положение приживалки или возвращение домой. Я выбрала второе.

А любовь… безответно любить можно и дома.

Королева отправила кардиналу письмо, но без договора оно могло лишь оправдать перед Ришелье Её Величество, но не более. Сен-Мар хоть и не был больше так люб королю, положения своего не утратил, у нас все висело на волоске. Удивительно, что все всё знали, но каждый чего-то выжидал.

В воздухе витало: заговор! А перед нами с Мари огромными буквами было написано: договор!

Мы не знали, как его достать. Кардинал сообщил племяннице, что текста нет, а без этого король сумеет увильнуть. В лучшем случае пожурит своего Главного.

Король болен, кардинал болен, положение хуже не придумаешь. Что же делать?!

Необходимость срочно искать выход на время даже примирила нас с Мари, она перестала шипеть и временами говорила мне ты. Шпионы кардинала сообщили ему, что один из текстов отправлен в Париж, значит, он у королевы все же есть и она мне солгала. Или…

Мысли заняты только договором, а если долго мучиться, обязательно что-то придумаешь.

Я горячо зашептала, торопясь донести до Мари свою догадку:

– Этот текст существует? То есть о нем знали в ХХ веке, так?

– Да, его передала кардиналу королева, решив, что это единственное спасение от развода и монастыря.

– Королева? Черта с два! Мы ей зря не верим. Она что, больная хранить у себя такой текст? Испанцы действительно ей ничего не давали. Мари, а что, если текст не у королевы, а у Марии де Гонзага?! Нужно было мне к ней идти горничной, а не Сен-Мара обхаживать!

– Глупости. Она бы тебя разоблачила на следующий день и отправила даже не в Бастилию, а на костер.

– Меня нельзя убить.

– Зато можно посадить в тюрьму на всю жизнь. Какая теперь разница? Даже если у Марии есть, нам его не получить, это не Сен-Мар и не Анна Австрийская.

Меня осенило внезапно (а бывают плановые озарения?):

– Я знаю! Я сейчас!

– Что, куда ты, Анна? – ахнула герцогиня.

– Текст возьмем у Армана, того Армана, – я кивнула в сторону своей комнаты, где была нужная дверь.

– Вы с ума сошли? – от волнения герцогиня снова перешла на «вы».

– Ты знаешь другой выход? У меня есть еще два перехода.

– Анна, если ты не вернешься… мы здесь погибнем…

– Я вернусь. Я быстро… Всем скажете, что отправили меня в Пуату.

Чего она боится, если ей все равно не перейти?

К двери приблизилась с бешено бьющимся сердцем, прислушалась, но за ней было тихо.

Итак, стоит мне перешагнуть черту, разделяющую два мира, и время потечет иначе. Если сутки там это год здесь, значит, отсутствуя всего час, я «пропаду» на две недели… Надо торопиться, две недели сейчас много… Кардинал при смерти, король болен.

Перекрестилась (чего в нормальной жизни никогда не делала) и повернула ручку двери. «Если вы откроете дверь не вовремя, то обнаружите за ней кирпичную стену…», так, кажется, сказал Арман? Что же там?

От волнения дыхание сбилось так, словно приближалась к финишу в беге на длинную дистанцию.

Дверь поддалась, и по ту сторону стоял не менее взволнованный де Ла Порт.

Я храбро нырнула вперед, чуть не сбив его с ног, и заорала:

– Душ, кофе и текст секретного договора с испанцами! У меня полчаса!

Сзади раздался хохот и голос Армана:

– Душ по коридору налево, кофе сейчас сварю.

Я наслаждалась душем минут пятнадцать, дольше некогда, вытираясь, обратила внимание на дезодоранты, немного посомневавшись, воспользовалась одним из них, а потом решительно забрала оба. И пусть этот Арман попробует сказать что-то против! Он не жил в том кошмаре, ему не понять.

Когда выбралась в комнату, кофе и текст договора ждали меня на столе. А еще была пицца и картошка фри с томатным соусом.

Все равно я ненавидела Армана за насмешливую улыбку, которая блуждала на его губах.

– Невмоготу? – ехидно поинтересовался мучитель.

Я решительно отодвинула картошку, отхлебнула кофе и схватила текст договора. Да, это то, что нужно!

– Но он на простой бумаге из принтера!

– Скажите спасибо, что не флешка, – огрызнулся Арман. – Где я вам за десять минут возьму антикварный текст?

– Но…

– Перепишете, – ехидства в его голосе было столько, что я чуть не запустила в этого мерзавца чашкой с остатками кофе.

Допила, демонстративно взяла со стола плитку швейцарского шоколада и сунула в карман.

– Это для Мари!

Он кивнул со смехом:

– Берите и вторую, только обе разверните. А вот дезодорант просто не пройдет, в те времена не было пластика. Вытащите из него начинку, тогда получится.

Ему весело, ему очень весело!

Назло этому типу (ну, погоди, вернусь, я тебе покажу!) я моментально выковыряла содержимое дезодорантов, благо они сухие, и завернула в бумагу.

– А вы имеете успех при дворе, – это было последнее замечание, отпущенное мне Арманом перед возвращением в тот век.

Хотелось огрызнуться, что не все такие, как он, но не успела, вспомнив, что каждая минута препирательств с Арманом выливается в дни отсутствия там.