Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На концерте Джейн присутствует по приглашению журнала «Радио таймс»: ее эмоции фиксируют репортер и фотограф. «Битлз» перед ней благоговеют, но больше всех, наверное, Пол: «Мы с ней сфотографировались, она нам всем понравилась. Мы-то думали, она блондинка, потому что до этого видели только на черно-белых экранах, в «Жюри музыкального автомата», а она оказалась рыжей. Мы так и сказали: «Ого, да ты рыжая!»».
Концерт в Альберт-Холле стал для «Битлз» исторической вехой. Публика впервые громко вопит на их выступлении. После представления фанаты залезают на крышу их автомобиля и мешают уехать. Когда полиция наконец расчищает путь, битлы с друзьями катят куда глаза глядят. Обычно они едут в клуб «Ad lib»[177], недалеко от Лестер-сквер. Но Джордж, самый застенчивый из четверых, опасается, что сотни фанатов уже мчатся туда. Журналист Крис Хатчинс, едущий с ними, предлагает отправиться к нему на Кингс-роуд. Он сразу об этом жалеет, не представляя, как «Битлз», Шейн Фентон[178] и Джейн Эшер втиснутся в его тесную однокомнатную квартиру и где им там всем сидеть, ведь стульев на всех не хватит.
Одна проблема решена: все устраиваются на ковре. И тут же встает другая: Джон нашел пузырек амфетаминов и принимается глотать их, запивая розовым игристым вином «Матеуш», которым их угостил Хатчинс. Под действием таблеток Джон язвительно поддразнивает Джейн. Его подавленное сексуальное влечение часто оборачивается злостью. Начинает он с восторженных фанатов.
Джон: Да, фанаты нас так любят, что готовы на части разорвать.
Джейн (смеется) : Ой, Джон, ты ужасный циник. Ты же обожаешь внимание!
Джон: Еще бы я не циник. Мы играем рок-н-ролл под новым именем. Рок-музыка — то война, жестокость, завоевание. Мы поем о любви, но подразумеваем секс, и фанаты об этом знают.
Хатчинс: Фанаты думают, что вы приличные парни, живете порядочной жизнью.
Джон: Это просто образ, причем неверный. Ты на «Роллинг стоунз» посмотри. Они нашу фишку сперли.
Ринго: Я их понимаю.
Джейн: Фанатки не могут без мечты, что однажды выйдут замуж за битла.
Джон: Да, но только совсем малышня. А девчонке постарше как дашь автограф, так она сразу примеряется к твоему галстуку или к пряди твоих волос. И требует секса. А потом сообщает, что ей всего пятнадцать. Есть еще бухло?
Хатчинс (наливая Джону остатки вина) : Больше нет. Я к приходу гостей не готовился.
Джон: О’кей, бухла, значит, больше нет. Давайте поговорим о сексе. Джейн, а как девушки с собой развлекаются?
Джейн (пораженная, но сохраняя хладнокровие) : Об этом я говорить не стану!
Джон: Кроме тебя, здесь девушек больше нет, а я хочу знать. Как вы дрочите?
Хатчинс: Дрочила здесь только один.
Джон: Ха, класс! Бухла нет, пташек нет, хозяин оскорбляет… Что за тусовка такая? Я фигею, красота! Пойду найду себе цыпочку. Вызовите мне такси.
Джейн (в слезах, ее утешает Джордж) : Знаешь, Джон, ты порой такой жестокий.
Джон (стоя у парадной двери) : Это во мне самое лучшее.
Тут Пол уводит Джейн из комнаты, подальше от Джона. Они садятся на кровать и принимаются болтать о книгах и еде. Доходят до «Кентерберийских рассказов» Чосера, которые проходили в школе. Пол экспромтом цитирует из «Рассказа аббатисы»: «Ful semly hir wympul pynched was»[179]. Это, похоже, впечатляет Джейн, выпускницу элитной школы «Квинс-колледж» на Харли-стрит, гораздо больше, чем статус поп-идола, а Пол не менее впечатлен ее нравственными ценностями. Посиделки близятся к концу, и Пол вызывается подбросить Джейн до дома. Они еще не попрощались, но Пол уже решил, что эта девушка просто создана для него. У порога дома Эшеров на Уимпол-стрит он просит у нее телефон, и Джейн с радостью называет номер.
32
Они начинают встречаться, и родители Джейн выделяют Полу отдельную спаленку на втором этаже дома номер 57 на Уимпол-стрит, рядом с комнатой брата Джейн, Питера. Там Пол и жил следующие три года как член семьи Эшеров, там и хранил плоды своей невероятной карьеры: золотые диски складывал под кровать, а орден Британской империи поставил на полку, рядом с двумя рисунками Жана Кокто. Именно в доме на Уимпол-стрит в 1965 году Пол получил письмо от бухгалтера группы, извещающее о том, что в возрасте двадцати трех лет он стал миллионером.
Эшеры были по-своему примечательной семьей: примечательно целостной, примечательно культурной, примечательно гостеприимной. Питер Эшер[180] в восемь лет снялся в фильме «Жена плантатора»[181], где главные роли исполняли Клодетт Кольбер и Джек Хокинс, а в десять — в «Разве жизнь не чудесна!»[182], с Сесилом Паркером и Дональдом Волфитом. Младшая сестра Джейн, Клэр, участвовала в радиопостановке «Дневник мистера Дейла», много лет шедшей на Би-би-си. Их мать, Маргарет, преподавала в Гилдхоллской школе музыки и театра, где в 1948-м была учителем Джорджа Мартина по классу гобоя.
Мартин, так же и как Пол пятнадцатью годами спустя, наслаждался визитами к Эшерам, этим гостеприимным интеллектуалам. Он хоть и вел себя как человек из светского общества (наследие службы в ВВС в период войны, когда его «научили важным армейским мелочам, например как правильно держать нож и вилку»), вырос он в трехкомнатной квартире в лондонском районе Дейтон-Парк, без кухни и без ванной, с общим туалетом на три семьи. После детства, проведенного в стесненных условиях, Джорджа Мартина пленили удобства жизни у Эшеров на Уимпол-стрит. Теперь же настала очередь пленяться Полу. Тут все дышало окультуренностью. В прихожей дома номер 57 висела гравюра с портретом Альфреда, лорда Теннисона, дальнего родственника Маргарет Эшер; в столовой, в застекленном книжном шкафу, стояло редкое первое издание 1962 года «Семи столпов мудрости»[183], доставшееся семье от отца Маргарет, достопочтенного Эдварда Грэнвилла Элиота, поверенного Лоуренса Аравийского.
Отец Джейн, доктор Ричард Эшер, был известным эндокринологом: в 1951 году он впервые описал и дал название синдрому Мюнхгаузена, умственному расстройству, которое вынуждает человека фабриковать симптомы болезни. Он был способным и остроумным автором: его статья в «Ланцете» за февраль 1951-го начинается так: «Здесь описан распространенный синдром, с которым знакомо много врачей, но о котором мало написано. Страдающие им люди, как и знаменитый барон Мюнхгаузен, много странствуют, а