Разные степени света, даже будучи лишены всякой цветовой окраски, уже дают пищу разнообразным зрительным наслаждениям; свет есть существенный элемент тьмы, и мы нуждаемся в нем так же сильно, как в воздухе и пище. Всякий здоровый телом и духом человек просыпается при дневном свете с чувством удовлетворения и отрады; основным элементом такого чувства бывает радость при виде солнечного луча, будь то луч прямой, отраженный или преломленный. Долго переносить потемки можно лишь в бессознательном состоянии сна или в болезненной истоме, а также при больных или утомленных глазах, или же когда грусть заставляет искать тишины и уединения. Во всех остальных случаях свет дает нам жизнь и радость, и мы пользуемся им так долго, как только может вытерпеть наше зрение. Когда судьба заводит нас в глубь рудника и мы стремимся обратно к выходу при туманном и дымном мерцании фонаря, то велика бывает наша радость увидеть снова свет небесный: с восторгом вдыхаем мы свободный и чистый воздух.

Наслаждения, которые мы находим в действии света различествуют смотря по тому, какой это свет – исходящий ли прямо от солнца или сообщенный другим светилом. Свет первого рода мы способны выдерживать лишь до известного предела, и гораздо охотнее наслаждаемся мы мягким светом луны, склоняющим нас к раздумью и меланхолии. Если свет не резок, то предметы, подверженные его действию, интересуют нас и ясностью своих очертаний и, сообразно характеру такого освещения, таинственным, загадочным своим видом.

Нельзя лучше расположить себя к размышлению как уединившись в комнате, обстановка которой тонет в полумраке. Как прелестны меланхолические радости сумерек! А мирный и зыбкий свет полной луны воспет уже по достоинству всеми поэтами. Впрочем, и яркий солнечный свет богат бесчисленными удовольствиями для нашего зрения; надо только, чтобы залитые им пространства перемежались скоплениями мрака и тени; тогда и самый сильный блеск становится сносным. Нельзя без вреда для глаз смотреть в упор на солнце; но хорошо любоваться на сияющие звезды и на искры раскаленного железа, когда они брызжут с наковальни из-под молота кузнеца. Удовольствие, доставляемое видом ковки железа, бывает живо и порывисто; наслаждение уже не так сильно, когда свет разгорается мало-помалу или долгое время остается неизменным у нас перед глазами. Всего приятнее видеть ослепительный свет рядом с непроницаемым мраком, и зрелище тем красивее, чем дробнее и многочисленнее светлые места. Такого рода ощущения можно испытать во время ночной бури, когда огненная черта молнии прорезает тьму, или когда внезапно прорвавшийся на свободу луч месяца проливается на землю серебряным дождем. Того же рода приятное ощущение овладевает нами, когда из темных покоев мы вступаем в зал, освещенный множеством свечей.

Контрасты умеренно освещенных пространств представляют для нашего зрения массу разнообразных наслаждений; соединение вместе разных степеней тени может иметь поразительный эффект даже и без содействия цветовой окраски. Уже простая тень, бросаемая каким-либо телом, привлекает нас тем сравнением, которое нам приходится делать между призрачным следствием и его вполне реальной причиной: бесцветная тень, распростертая на плоской поверхности, являет собою нечто весьма причудливое. Игра теней сообщает особую привлекательность многим зрелищам природы и очень способствует эффектам живописи.

Краски прибавляют прелести наслаждениям зрения, но их следует счесть уже роскошью в действии природы на наши глаза; мы отличаем предметы один от другого даже и тогда, когда они отражают разные степени света, не разнясь в окраске. К наиболее простым наслаждениям этого рода следует отнести вид поверхности, окрашенной всего одним цветом, который может нас привлекать как внутренним своим достоинством, так и своею живостью. Мы любуемся цветом даже и тогда, когда лишь часть предмета бывает в него окрашена. Говоря о цветах, наиболее ласкающих взгляд, следует прежде всего назвать красный, синий, зеленый и желтый. Разумеется, личные вкусы могут в этом случае бесконечно разнообразить характер наслаждения; так, не мало людей предпочитают цвета неопределенные: серый, фиолетовый, бурый или даже белый и черный, которые совсем не являются цветами. Отдельные цвета нравятся нам преимущественно своей живостью; более редкий случай, когда нас привлекает в них крайняя их бледность. Яркость придает красоту цветам первоначальным, тогда как цвета неопределенные и смешанные выигрывают от умеренности оттенков. В первом случае, мы наслаждаемся живостью впечатления, во втором воображение наше увлекается таким представлением, которое хотя и слабо, но все же возбуждает наше внимание и мягко упражняет наш рассудок. Цвета доставляют нам наибольшее удовольствие, когда мы соединяем их в известные соотношения. Всего проще можно достигнуть благоприятного соединения цветов через их сочетание: так, зеленое хорошо с красным, белое – с черным, синее – с красным, голубое – с серебром, красное – с золотом; но самые поразительные эффекты происходят от соглашения множества красок в гармоничные аккорды. Мелодия красок гораздо беднее элементов наслаждения, чем их гармония. Поясним это примером: если взгляд наш, утомленный продолжительным путешествием среди снега, останавливается, наконец, с отрадой на зеленеющих лугах, то выносимое нами из этого впечатление бывает по большей части так легко и безотчетно, что память наша весьма редко его сохраняет. Отражение света способствует увеличению зрительных наслаждений, доставляя нам те ощущения, которые нам приятны, потому что они редки. Сюда относятся блеск металлов и своеобразное блистание драгоценных камней. Другие подобные тому наслаждения находим мы в преломлении световых лучей, которое можно наблюдать в семи цветах радуги, а также смотря на природу через окрашенное стекло, когда все предметы являются нам в необходимой окраске. Тела полупрозрачные, пропускающие через себя свет, дают нам тоже случай к наблюдению приятных явлений; здесь удовольствие состоит в неопределенности ощущений, как это бывает, например, когда огонь лампады заключен в тонкую мраморную лампочку.

Эти физические элементы зрительного наслаждения часто встречаются совместно и подкрепляют друг друга, давая пищу весьма сложным и привлекательным ощущениям; приятность ощущений зависит при этом от гармонии, господствующей в их соотношениях. Вот несколько примеров: нам нравится смотреть, как падает снег, потому что взгляд наш охотно следит за множеством легких снежинок и любуется их быстрым падением и яркой их белизной. В произведении удовольствия участвуют здесь и математический элемент числа предметов, одновременное поражающих наше зрение, и физический элемент их движения, и живость их окраски; каждому видоизменению в цвете, движении, числе снежинок отвечает и перемена в степени испытываемого нами наслаждения. Мы любим смотреть, как локомотив проносится у нас перед глазами; нам нравятся и чрезвычайная быстрота его бега, и ряд постоянно сменяющих друг друга однообразных движений; наш взгляд бывает заинтересован и блеском пламени в раскаленной печи паровоза, и клубами пышущего из трубы его черного, густого дыма, и, наконец, длинной вереницей летящих за ним вслед вагонов. То же самое относится и к бесконечному множеству иных зрелищ, которые бывают нам приятны потому, что в них соединяются элементы разных привлекательных для нас ощущений – чрезвычайность, новизна и т. п.

Глава XVI. Об удовольствиях зрения, зависящих от развития нравственных сил