Итак, в принципе имя может быть заимствовано, если в сообщество приходит представитель другой этнической группы и достаточно долго проживает там. Но архаические сообщества нередко сопротивляются такой инновации и требуют, чтобы новый член сменил свое имя и стал именоваться по традиции. В наши дни ритуал “приема в племя” с получением туземного имени даже стал популярным туристическим аттракционом. Не столь весело, вероятно, чувствовали себя иностранцы в Московской Руси XVI–XVII вв.: московские писари запросто переименовывали Джона в Ивана (и хорошо еще, если не в Ивашку, как требовал протокол официальных обращений в Московском царстве), Джерома – в Еремея, Вильяма – в Ульяна, Якоба – в Якушку. Под пером особо креативных чиновников даже немец Готфрид становился Богданом – очевидно, составители документов не упускали случая похвалиться знанием немецкого, демонстрируя, что понимают этимологию имени с основой на Gott-[90]. Хотя в наши дни на любом курсе теории перевода вам скажут, что имена переводить не принято. Любопытное исключение из этого правила составляют индейские имена: Кожаный Чулок Фенимора Купера, конечно же, в английском оригинале Leatherstocking, а, например, в итальянском переводе – Calze di Cuoio.

Однако имена Иван, Ульян, Еремей ничуть не более русские, чем Джон, Уильям или Джером. Они заимствованы, просто это произошло давно и они стали привычными в русском быту. Как же все-таки происходит заимствование имен, учитывая, что сообщества обычно сопротивляются внедрению чужеродной ономастики? Факторов, способствующих проникновению заимствованных имен в обиход, множество: религия, политика, культура и другие. Наиболее интересны для нас два пути такого межнационального обмена.

Если, допустим, какое-то сообщество официально принимает одну из авраамических религий (христианство, иудаизм или ислам), это часто ведет к смене имен с “языческих” на “христианские”, “мусульманские” и т. д. Часто, но не всегда. У греков, например, никакого разграничения между “языческими” и “христианскими” именами не было и нет: так, имя Филипп (Philippos) ныне считается православным, поскольку так звали апостола из Нового Завета, но то же имя носил отец Александра Македонского задолго до христианской эры. Да и само имя Александр и православными, и католиками, и протестантами ныне ощущается как вполне христианское.

Однако, когда христианство попадает в регионы, где с ним еще не были знакомы раньше, новообращенным начинают давать имена святых, уже канонизированных соответствующими церквями ранее. А поскольку местные святые пока еще не появились, имена даются в честь иностранных святых – например, Георгия Победоносца, который оказался одним из самых популярных покровителей во всем мире. Вряд ли, к примеру, Джордж Клуни догадывается, что он тезка Юрия Долгорукого и что они названы в честь одного и того же святого. Имя Юрий – исторически не что иное, как вариант произношения имени Георгий (сокращение из древнерусского Гюргий).

Отношения между языческим и крестильным набором имен в разных странах складывались по-разному. На Руси языческие имена бытовали параллельно с крестильными вплоть до петровской эпохи, когда они были запрещены. Многие из наших предков не использовали свои христианские имена ни в быту, ни даже в документах. Знаменитые новгородские берестяные грамоты пестрят именами наподобие Гостята, Доманег, Миронег, Путила, Нежка, Жирята, Твердислав и т. д.[91] Сами русские князья долгое время предпочитали официально называться языческими именами – например, всем известный князь Владимир, креститель Руси, носил христианское имя Василий, но сейчас об этом знают только специалисты по древнерусской истории. Ведь и в летописях, и на монетах собственной чеканки он именуется Владимиром[92]. В этом смысле Юрий Долгорукий – скорее исключение для домонгольской эпохи.

Подавляющее большинство христианских имен в России – греческого либо древнееврейского (то есть библейского) происхождения. К первым относятся Александр(а), Алексей, Денис (упрощенное из Дионис), Петр, Евгений, Степан, Филипп, Елена, Ксения. Ко вторым – Мария, Иван (упрощенное из Иоанн), Яков, Захар, Семен, а среди немодных в наши дни – Елисей и Еремей (из Иеремия – по имени этого пророка озаглавлена одна из ветхозаветных книг). Впрочем, элементарные сведения о происхождении русских имен можно найти на сотнях популярных сайтов, где, как правило, объясняется и их “значение”. Как теперь нам с вами понятно, никакого “значения” у имен нет – у них есть только этимология, связь их происхождения с определенными словами. Например, Ксения происходит от греческого xenía “гостеприимство”. Но наши предки вовсе не думали об этимологии греческих и еврейских имен, когда крестили ими детей, – даже среди священников почти никто не владел древними языками. Имя полагалось брать из церковного календаря по дню рождения ребенка, а если получившийся вариант не нравился (вспомним, как мучились родители гоголевского Акакия Акакиевича!), то в миру человека просто звали как-то по-другому. Вначале такие мирские имена были языческими, а в более позднюю эпоху все чаще выбирались из христианского же репертуара[93].

Лишь немногие имена, признанные РПЦ, другого происхождения – исконное русское имя Владимир (разумеется, в честь крестителя Руси), болгарское Борис и скандинавское Глеб (из Guðleifr). Пример родных братьев, князей Бориса и Глеба ярко показывает, что уже в XI в. эти имена были достаточно освоены на Руси и их иностранное происхождение не ощущалось. Но для того, чтобы они вошли в христианский календарь, понадобилось трагическое событие – мученическая гибель обоих молодых людей. Пока князья были живы, они носили христианские имена Роман и Давид.

Столь жесткое разграничение “христианских” и “нехристианских” имен свойственно только русской традиции. У других славянских народов оно отсутствует, потому что нет обязательной привязки имянаречения к дню памяти святого, когда родился ребенок. Южные и западные славяне спокойно пользуются дохристианскими именами, что иногда приводит к серьезным конфликтам культур, весьма досадным: